"Не проходите мимо, не проходите мимо! — гласила надпись, красной краской широко размалёванная на ветхом заборе тянувшейся издалека улицы. — Только сегодня и только для Вас! Чудеса манежа: непревзойдённый метатель ножей, великий и неповторимый факир Аль — бара — бу Бей". Внизу надписи виднелась приписочка мелкими, красиво выписанными буквами: " А также по вторникам, четвергам и пятницам, не считая субботы и воскресенья. Понедельник выходной". Пройти мимо этой вывески Леонид действительно никак не мог.
До начала представления оставались считанные минуты. Лёнька позвенел в своих карманах и безропотно выложил перед билетёром последние оставшиеся монеты, коих хватило только на места в последних рядах зрителей.
Представление ему не понравилось. Глупые бездарные клоуны, лупцевавшие друг друга, сменялись укротителями кур и прочей домашней живности. Но бывший ординарец ждал не этого. Наконец на арене появился он: великий факир Аль-бара-бу Бей. Одного взгляда, брошенного на его коренастую, словно приплюснутую фигуру, хватило, чтобы понять: неуловимым убийцей со столь красноречивым прозвищем Стилет он быть не мог. Лёнька сквозь всполохи жгучей боли помнил гибкую, высокую фигуру, одетую в серый плащ воина, мелькнувшую средь скал, прежде чем раствориться среди каменных нагромождений. Меж тем факир прямо с порога начал метать широкие, светящиеся в сумрачном зале кинжалы. Его представление действительно завораживало, но бывший ординарец сидел, глядя в пол и сожалел о последних, зря выброшенных монетах. "…Ищи не то, что видится. Странное и непонятное приглядывай", — слова Яги, постоянно вспоминавшиеся в его голове во все дни странствий, вновь выплыли и засветились перед глазами малиновыми всполохами. Только они и заставили Леонида досидеть до конца представления. "Странное и непонятное".
— "А где тут это странное выглядеть, если и так всё, как на ладони, видится, — огорчённо думал Лёнька, спускаясь за кулисы цирка и жалея потраченных денег. Зачем его понесло за кулисы, он и сам не знал, но уйти просто так не мог. Вдруг факир и окажется тем странным-непонятным, о чём говорила лесная бабушка? Во всяком случае, вниз, в подвал, где находились гримёрки артистов, Лёнька спустился, уже вполне определившись со своим поведением. Жизнь безродного забитого мальчишки приучила его к некоторым простым хитростям. Вот и сейчас в его голове зрел некий план…
— О Великий! — начал он от самого порога гримёрной, глядя обожаемым взглядом на застывшего перед зеркалом коротконогого мужика с лысиной, оказавшейся на месте снятого ярко-огненного парика, призванного изображать на манеже его переливающиеся огнями волосы. — Я не в силах высказать восторг, переполняющий мою душу от увиденного! Ваше выступление божественно, Ваши взмахи рукой легки, точны, сильны и грациозны одновременно! А шар… этот летящий шар, пробитый точно посередине! Я всего лишь усталый путник, падающий у Ваших ног! — при этих словах бывший ординарец действительно повалился в ноги ошеломлённому артисту. — Я Ваш раб и почитатель. Я видел многих мастеров Вашего ремесла, но Вы, без сомнения, лучший!
— Ну, что Вы, ну, что Вы! — едва ли не краснея от ложной скромности, отмахнулся не ожидавший такого восторженного отклика на свои таланты факир. — Это всего лишь… Это всего лишь маленькая толика моих умений! Я ещё многое умею, но лучший… — его голос умолк, и казалось, артист уже никогда не продолжит начатой фразы, но видимо, в нём уже давно жила потребность выговориться. — Есть мастер, который многократно превзошёл меня в своих умениях!
— Но я не верю! — запротестовал по-прежнему коленопреклонённый ординарец. — Это невозможно!
— Возможно, — с какой-то непонятной грустью в голосе подтвердил свои слова факир. — Я всего лишь бледная тень этого мастера!
— Тогда скажите, кто он? — не слишком поспешно, но всё же настойчиво попросил Лёнька, едва не дрожа от внезапно появившейся надежды. Но артист отрицательно покачал головой.
— Вы не хотите сказать, кто он? — Лёнька решил рискнуть. — Тогда я уверен, такого человека нет!
— Ты смеешь сомневаться в справедливости моих слов? — вкрадчиво спросил факир, бегая пальчиками по острию лежавшего под рукой кинжала.
— Да! — Лёнька решил идти до конца. — Никто, уверяю я, никто не может превзойти показанного Вами!
Пальцы на острие кинжала сжались, затем на лице факира появилась улыбка, и он, оставив кинжал в покое, скрестил руки на своей груди.