— Что? — одними губами спросил он, и только собираясь ответить, я сообразил, что его вижу. Ночная мгла медленно рассеивалась, уступая место утренним сумеркам.
— Буди остальных! — приказал я. Объяснять — что, зачем и почему — не хотелось. Я сел на свой рюкзак, прислонился спиной к трухлявому пню и закрыл глаза, сквозь полусон слушая, как зашевелились, засуетились мои спутники. Посидев так несколько минут, я поднялся и, с хрустом потянувшись, попытался разогнать сковавшую меня дрёму.
Ещё не рассвело, когда я приказал сниматься.
Мы двигались быстро, расходясь в стороны, меняя направление, поворачивая в неожиданных местах. Я пытался сбить со следа погоню, но тщётно. К обеду я понял, что преследующий меня противник имеет в своём составе опытного следопыта. К тому же враги, догадавшись, что они замечены, уже больше не таились. Огромный численный перевес вселял в них уверенность. Надо было придумать, как если и не остановить, то хотя бы замедлить противника, а уже потом, оторвавшись на приличное расстояние, попытаться сбить их со следа. Увидев на хребте узкий перешеек, ограниченный с обеих сторон крытыми обрывами, я понял, что это как раз то, что надо. Пропустив вперёд своих товарищей, я принялся готовить противнику мелкую пакость. Прихваченные с собой специальным образом выкованные гвозди и иглы пришлись как нельзя кстати.
Рахмаил торопил своих воинов. Добыча, которая уже была почти в руках, внезапно ускользнула. Высланные вперёд дозорные обнаружили лишь покинутую стоянку. Внимательно осмотрев следы, Рахмаил понял, что ночью, пока его воины спали, к их едва ли не изголовью подбирался вражеский лазутчик. Сердце следопыта наполнилось ненавистью. Он не мог потерпеть рядом с собой кого-то, кто сравнивался с ним в своём умении быть незаметным. Его и его спутников надо было убить!
— Это опасный враг, — сказал Рахмаил, собрав четырёх наиболее смышлёных отроков. — Нас много и мы сильны, но их надо уничтожить прежде, чем они сообразят разойтись в разные стороны и спасаться отдельно друг от друга. Я не смогу уследить за всеми, а вы ещё слишком юны и неопытны, чтобы сделать это. Мы должны нагнать их сегодня. Теперь ни к чему таиться. Ваши ноги быстры, ваши руки ловки. Пусть каждый из вас возьмёт себе часть воинов и принесёт мне голову одного врага.
Если бы им было позволено шуметь, юные орки взревели бы от радости и предвкушения удачи, а так они лишь молча кивнули и убежали выполнять приказание.
Устроить на пути противника гадость был делом десятка минут. Кое-как замаскировав следы своей деятельности в одном месте я, пробежав несколько десятков метров, сделал это тщательнее в другом и со всевозможным тщанием в третьем. Затем я нагнал своих спутников и, лишь удалившись на приличное расстояние, позволил им короткий привал.
Рахмаил торопился. Противник ускорил своё движение и никак не желал сбавлять темп. Он понимал, что даже если враги не разделятся, то вскоре всё равно начнутся болота, средь топей которых даже он никогда не сможет отыскать их следа. Ступив на узкую гряду, свободную от кустов и леса, в котором мог бы притаиться вражеский стрелок, побежал ещё быстрее и вдруг, взревев от жгучей боли, сразу же в двух местах пронзившей его пятку, взвился в воздух. Приземление было ещё более ужасным: обе его ступни пронзило едва ли не насквозь острыми иглами. Не устояв, он повалился на землю. Ещё с десяток игл впилось в его тело. Обезумевший Рахмаил взвыл и, качнувшись в сторону, едва не улетел в пропасть, чудом зацепившись за корневища увившего землю стланика. Троих из бежавших за ним орков постигла такая же участь, один из них с диким визгом сверзился в пропасть, чуть не утянув за собой своего товарища. Остальные с криками остановились и застыли в немом непонимании, уставившись на орущих товарищей.