А ночь, как назло, тянулась томительно медленно. Маявшийся у костра Михаил, уже чего только не делал, чтобы не уснуть: и звезды считал, и сам себе загадки загадывал, и ходил вокруг костра, мурлыкая под нос похабные песенки, и разглядывал своего "крестника", и всё едино, чуть было под утро не окунулся в объятья Морфея. И лишь только раскрасневшийся восток да первые лучики солнышка смогли разогнать окутавшую его дрёму. Светало, в свете солнца наряд незнакомца хоть и казался странным и чужим, но был сшит вполне по — человечески и даже чем-то был похож на покрой Трёхмухинцев, но, конечно же, из совсем другого, более тонкого материала. Михась внимательно осмотрел незнакомца, подумав, осторожно расстегнул и снял стягивающую его тело странную сбрую-амуницию с многочисленными карманами и кармашками. Затем, оглядевшись по сторонам, поспешил всё к тому же кусту сирени и, аккуратно сложив, спрятал его в тёмной глубине кустарника. Осмотревшись, он увидел валяющийся средь высокой травы и незамеченный им в ночи мешок зелёного цвета, такой же странный, как и чужеземец, но всё же чем-то очень похожий на солдатский ранец воинов его величества. Тут же лежало нечто ещё более непонятное: то ли колдовская палка, то ли какой-то научный предмет. Хорошенько помыслив, Михась решил всё это тоже убрать от греха подальше. Ему, принесшему незнакомца к их бивуаку, вовсе не улыбалось, чтобы товарищи приняли того за посланника тёмных сил. Ведь в тяжкий момент можно было попасть под горячую руку и разделить уготовленную колдуну участь. Тщательно замаскировав спрятанное, Михась, ещё раз пошарив по округе взглядом и не заметив ничего подозрительного, возвратился на свой пост. "Крестник" лежал на спине и по-прежнему не шевелился. Был он коренаст, широк в плечах, ещё совсем недавно брит (на щеках незнакомца пробивалась двух — трёхдневная щетина), возраста неопределённого — по лицу что-то между тридцатью и сорока годами, а по стати и сложению так и не больше тридцати. Всё это Михась отметил машинально, всё больше и больше убеждаясь, что перед ним самый обыкновенный (хоть и очень странный) человек. Теперь предстояло убедить в этом остальных.
— А этого понесёт кто? — буркнул кто-то из стариков ратников, коснувшись ногой лежавшего на земле незнакомца.
— Кто нашёл, тот пусть и тащит! — Витясик, как всегда спрятавшись за спинами товарищей, увязывал на груди завязки старенького ранца.
— А что, и понесу, и понесу! — упрямо закусив губу, Михась склонился над лежавшим на земле телом.
— Михась, отставить! Итак, чай, всю ночь глаз не сомкнул, намаялся, — вмешался в их разговор строгий голос десятника. — А ты, Витясик, смуту не заводи. Это дело божеское — всякой твари земной милость оказывать. Покель мы врага рода человечьего в нём не углядели, ношу, нам даденную, сообча нести будем.
— А ежели и впрямь обороткой окажется, что тогда? — не унимался не желающий брать на себя, как ему казалось, чужую ношу Витёк.
— А коль и так, бог, чай, за помощь немощному серчать не станет, чести нам нет никакой — слабого до погибели довести. А чтобы оторопь тебя не мучила, ты первым его и понесёшь, телом прочувствуешь, колдун али кто он будет.
Витёк хотел было заупрямиться, но взглянув на суровые лица товарищей, взвалил на горбушку тяжёлую ношу и, покряхтывая, поплёлся вниз по склону, следуя за уводящей вдаль, извивающейся, словно гигантская змея, тропинке.
Топот бегущих ног — это было первое, что я услышал. Меня трясло и подбрасывало. Каждый толчок отзывался тяжёлой болью внизу живота. Похоже, меня куда-то тащили. Я открыл глаза и увидел непередаваемую картину: я лежал на плече какого-то детины. Позади поспешали несколько странно одетых, увешанных средневековым оружием людей, впереди слышался топот ещё десятка ног.
— Поднажми, Михась, поднажми! — поторопил мою "конягу" бегущий вслед за нами седоволосый воин. — Если устал — подменю.
Моя "коняга" упрямо помотала головой и, сопя, припустила чуть быстрее. Меж тем бежавший позади дядечка поднял взгляд, и его глаза встретились с моими.
— Глядикось, очнулся! — выдохнул он, не останавливаясь.
— Да уж! — процедил я, не найдя в своих путавшихся мыслях ничего более лучшего.
— Идти сможешь? — похоже, смотревший на меня дядечка решил сразу взять быка за рога.
— Гм… м, — неопределённо промычал я, ибо ещё не сообразил, что же со мной произошло.
— Что идти, бежать надо! — сквозь хрипы, клокотавшие в его лёгких, просипел тащивший меня Михась.
— А что, может и побегу… — я мысленно прощупал своё тело и не нашёл ничего, что могло бы этому помешать. Боль внизу живота, образовавшаяся от неудобного лежания на костлявом плече тащившего, должна была быстро исчезнуть. В остальном (если не считать величайшего тупизма, царившего в моей голове) я чувствовал себя совсем неплохо.