— Конечно же, на постоялом дворе, где ж им ещё — то быть? В других местах их бы давно нашли, а на постоялом дворе "У ОЧАГА" всё оплачено, там им бояться нечего. Цены, правда, о-го-го, но дядя мой для друзей скупиться не станет. Двойной люкс им определил, — гордо заявила Тиграша, шагая впереди меня. — Зато там безопасно, как во дворце. (Ну, что во дворце безопасно, в этом я мог бы посомневаться, ну да ладно, ещё будет время проверить, когда к королю на свидание пойду. То, что меня примут официально — большие сомнения, а с Прибамбасом повидаться надо). — И кто там только не живёт: и разбойники, и воры бывшие, и никого стража не трогает, потому, как говорят, самому Изенкранцу проплачено. — Она замолчала, а я подумал: "Опять этот чёртов Изенкранц на моём пути вертится, чёрт бы его побрал".
— А что так рано поднялись-то?
— Дядя считает, что утром раненько — оно безопаснее, службы царские всегда поутру спят. К тому же мне уже скоро кассу открывать! — Тиграша, извиняясь, пожала плечами, да я на неё обиду и не таил. — А вот мы и пришли! — радостно возвестила она, показывая лапкой на высотное строение. — Я дальше не пойду. Святые отцы в 13 комнате проживают. Вас пропустят. Вы только скажите, что от Ништяка Павловича кланяетесь, и Вас обязательно пропустят.
— Спасибо! — за всё поблагодарил я, едва сдерживаясь, чтобы не погладить Тиграшу по шелковистой шёрстке, но она, видно угадав ход моих мыслей, ткнулась мордочкой в мою руку и, повернувшись, поспешно побежала обратно.
Итак, кажется мои поиски дали определённые результаты. Я по привычке осмотрелся по сторонам и решительным шагом направился к широкому гостиничному входу.
Тиграша оказалась права. Магические слова "я от…" явились ключиком к свободному пропуску в гостиницу. На предложение обслуживающего персонала проводить я ответил отказом. Ни к чему, чтобы кто-то раньше времени знал, к кому я намеревался совершить визит. Так что бродить по коридорам постоялого двора я отправился в одиночестве. Впрочем, долго бродить мне не пришлось, ибо на тринадцатый номер я наткнулся почти сразу. Расположен он был вправо по коридору, а входная дверь в него оказалась под небольшой аркой.
Я встал в тень арки и, взявшись за свисавшую вниз цепочку, слушая раздающиеся трели внутреннего колокольчика, несколько раз несильно за неё дёрнул. Почти сразу мне ответили.
— Кто там? — недовольный голос отца Иннокентия спутать с кем другим было невозможно.
— Открывайте! — как можно небрежнее сказал я, хотя меня едва не трясло от волнения.
— Никола??? — донеслось удивлённое, и я услышал звуки поспешно снимаемой щеколды. Дверь распахнулась, и в её проёме показались две смутно знакомые рожи, ибо одеты они были не в столь привычные мне рясы, а в одежды простых горожан. Глаза у обоих были мутные и сонные, но больше всего меня ошарашило то, что святые отцы сбрили бороды. Я так и застыл на пороге, разинув от удивления варежку.
— Николай свет Михайлович, Вы ли это? — восклицал отец Клементий, обнимая меня своими лапищами. — А мы уж и не чаяли! А у нас тут такое, такое… Да что ж мы стоим-то? Проходите, проходите, — бормотал он, едва ли не насильно втаскивая меня в номер. — Брат мой! — это он обратился к отцу Иннокентию. — Позвонь в колоколец, пусть нам завтрак несут и… пусть по такому случаю утку изжарят с яблоками. — Иннокентий что-то недовольно буркнул, но отправился выполнять сказанное.
Пока мы то да сё, пока друг друга разглядывали да о здоровье расспрашивали, принесли завтрак (не знаю, как Иннокентий посредством колокольца заказывал блюда, но среди принесённого и впрямь была запечённая в яблоках большая, жирная домашняя утка с хрустящей от поджаренности корочкой).
Всё было очень вкусно, и первое время мы только работали челюстями, как говорится, полностью погрузившись в сам процесс. Потом по мере насыщения разговор, что называется, пошёл.
— Уйти нам пришлось из суеты людной, спрятамшись яко звери в берлоге, — сетовал отец Клементий, развалившись на широкой спинке мягкого пружинного дивана. — Едва на кол не сел, но тайну пороха твоего огненного не выдал! Уж чего только не сулили: и злата, и земель, и девиц озорных толпами, а стращали и того пуще.
— А я тебе тогда говорил и сейчас говорить буду: надо было соглашаться! — встрял в нашу беседу, казалось бы, только что дремавший Иннокентий. — Тока всё оптом брать: и земли, и злато, и прочее. Эх — хе — хе, не послушал ты меня, и теперь как две сиротиночки безродные из края в край бегаем, чужими именами прикрываемся, смертушки безвременной ищем.