А потом подумала - может и не вернется, ну как после такого возвращаться?
Отец велел принести вина и колбас, и я понеслась, как сумасшедшая, вернулась, они молчат, сидят за столом и молчат. Отец на гостя не смотрел, хотя всем всегда в глаза смотрит. А гость тоже куда-то мимо глядит, лицо бледное, красивый, я таких и не видела никогда. А я - сама от себя не ожидала - кувшин ставить на стол начала и ему на рукав плеснула. Как бы нечаянно. А он даже не вздрогнул, отец тоже, ну хоть бы выругался, а я уж и не помню, что говорю, глупости какие-то, слезы на глазах, и чувствую, голова кружится, упаду сейчас, умру, если он на меня не взглянет.
Ну а он тогда голову повернул и на меня посмотрел.
Корт
За столом он сидел, как по канату шел - ни движения лишнего, ни слова. Да только чем дальше, тем меньше понимал я его.
"Завтра, как рассветет, я их встречу", говорит. "А ты запоминай. За мост никому ни ногой. Закончу дело и вернусь". "Отряд там у вас большой", интересуюсь, а он - "да, отряд большой".
И посмотрел так, что спрашивать больше охота пропала. И одно понимаю - верить ему надо и делать, как он говорит, и надежда наша только на него, хоть и не с Печега он и что за отряд там у него взялся непонятно. Я же пожил, знаю, что не всегда соваться надо, иной раз лишнее знание оно и не к чему.
Тут Анель вино принесла, нервная вся, понятно, волнуется, а как выскочила, Астар этот головой так покачал и мне говорит: "А её спрячь куда подальше, а лучше под замок посади". И спросить бы у него надо, почему это он так сказал, да только знаю, что не ответит, и чувство такое, что и хорошо, что не ответит.
Потому как я уже на тот момент что-то понял, если такое вообще понять можно. И от понимания этого мне бежать захотелось, потому как одно дело все эти слухи да домыслы, а другое, когда вот так, наяву...
Анель
Меня Навка на Жилке нашла. Молча подошла, села. Это редкость, что бы Навка молчала. Я на нее смотрю, а она на меня, и губы кусает.
Мы с ней не ладили последнее время - из-за Люкана. А теперь Люкана нет, и ничего нет, только смерть или жизнь.
Потом она говорить начала. Что всё хорошо, что подмога пришла, и королевские ратники уже на том берегу, как она и говорила. Что завтра бой будет, а нам велено через мост не ходить и дома сидеть. Что Мирта плох - сознание потерял и горячка у него, лежит в бреду, оно понятно, не вынес, у него же всю деревню сожгли. Что отец мой распорядился к Мирте охрану поставить, зачем, непонятно.
А я молчала. Я вот поняла, что нет там за мостом никаких ратников. Нет, и не будет. А почему я это поняла, я объяснить никому бы не смогла, даже отцу. Да и себе бы не смогла. Я как Астару в глаза посмотрела, меня словно на две части разрезали. Одна половина это еще я, девчонка трусливая, а другая... Другая, она и есть другая. И если глазами этой другой смотреть, то всё ясно, что будет. Только глазами ее смотреть тяжело. Она уже как бы и не со мной, уже в завтрашнем дне, за мостом, и находиться ей больше негде, потому как нет такого места, где она в тот момент находиться может. Дурь, скажете? Оно, конечно, выглядит как дурь, но большей правды я в жизни не чувствовала.
А вернулась - отец глаза прячет, и говорит так, как бы о пустяке - сеча завтра будет, ты тут в светлушке посиди, да не серчай, запру тебя. Он вторую меня не видит, и хорошо, что не видит. Потому как первая кивает, как дочь послушная, а второй никакие замки уже не помешают.
Астар
Покинь жители деревню, я встретил бы незваных гостей на мосту, как два дня тому назад, в Лисхебаде. Но крестьяне готовились героически погибнуть, поэтому пришлось выбрать место шагах в пятистах вглубь леса. Дальше уходить не стал - дорога сужалась, лес становился гуще, а живыми мне орков отпускать нельзя.
А староста что-то понял, не дурак мужик, значит сделает, как я сказал. И плащ мой его не обманул. Ну и не для него маскарад был, остальным зато поспокойней.
Орки появились через час после рассвета, почти не таясь, числом около двадцати. Я усмехнулся, вспомнив как этот парень - Мирта, кажется - принял меня за шпиона. Шпион орков звучит не хуже чем, скажем, волчий. Людей орки не просто ненавидят - физически не выносят; пленных не берут, да и разговаривать с человеком не будут. Видимо поэтому, несмотря на бойцовские навыки и агрессию, и не представляют они серьезной опасности для метрополии - вырождается раса.