Умелые, спокойные профессионалы, я убил их почти мгновенно, сам не понимая, как. Да, тогда я еще не знал, как это происходит, не понимал, что убивает не только страх и ненависть врагов, но и любовь тех, кто рядом. Любовь или ненависть, для моего ангела смерти нет разницы.
Но Дени была твоей женщиной, она любила тебя, и ты любил ее, как умел, но зачем эта девочка, зачем она пришла?
Оглянулся - Анель лежала, словно спящая; маленькая, странная, невесть откуда взявшаяся.
Может быть, настало это время - закончить путь, начало которого до сих пор всплывало, как наяву, я часто вспоминал то последнее, что видел, когда еще находился по ту сторону...
Гретские арбалетчики, перевернутые повозки, люди - почти сплошь дети и женщины, бегущие к лесу. Они хорошо стреляли, эти арбалетчики. Они очень хорошо стреляли. А я лежал с развороченным плечом, хрипел, как затравленный кабан, а они стреляли, и это не было войной, и вообще ничем человеческим. Рядом, с болтом в груди, лежал преподобный отец Тален, лежал, устремив невидящий взгляд наверх, словно спрашивая у неба - почему? И я тоже посмотрел на небо, подумав, что бога, каким бы он не был, теперь можно простить, потому что даже бог остановил бы это, а раз не остановил, значит он умер.
Потом исчезло всё, остались только блестящие на солнце ложа арбалетов и звуки выстрелов. Исчезла, сгорела дотла ненависть, а на пепелище возникло до ужаса будничное, нечеловеческое ощущение Этого...
Я брел среди трупов, вытирая кровь, то ли свою, то ли чужую, в руке был меч и мне казалось, что я умер, и это было почти так, одной частью себя я принял смерть, полностью и бесповоротно, принял как благо, как облегчение. Но тут же, следом, пришло странное понимание, немыслимая, нечеловеческая уверенность в том, что смерти - моей смерти - не существует, а смерть тех, других, уже состоялась - и их перекошенные лица всего лишь иллюзия, видение из прошлого. И сомневаться в этом так же глупо, как сомневаться в реальности вообще всего сущего, в реальности рождения своего, в реальности солнечного света, а не сомневаться, значит принять чертовщину немыслимую, которую постичь разумом человеческим невозможно, но к которой, как оказалось, можно привыкнуть, если не побоятся сказать себе, что ты уже не человек.
Можно привыкнуть и сделать поселившуюся в тебе силу спасением людей, которых приговорила судьба, можно привыкнуть к одиночеству, которое хуже одиночества прокаженного, можно пытаться не убивать и радоваться, когда это получается.
Я снова посмотрел на Анель. Сначала показалось, что это игра света: солнце било сквозь строй деревьев, бросая на дорогу причудливые тени.
Но нет, губы девушки дрогнули, шевельнулись ресницы - она была жива.
"Потерпи, маленькая, я сейчас", услышал я свой голос.
А потом бросил меч на истоптанную траву, и, припадая на ногу, из которой вдруг фонтаном хлынула кровь, двинулся к ней.