Он произнес эти слова подчеркнуто воинственно, словно предлагая им возразить.
Молчание, каким ответили на его слова, испугало его. Он услышал, как Клемолк произнес что-то шепотом.
Плотно сжав губы, он принялся поспешно крутить диски, набирая комбинацию цифр.
А про себя Уэйд лихорадочно составлял план. Он откроет дверь, запрыгнет внутрь и закроет дверь за собой раньше, чем они успеют пошевелиться.
Его пальцы неуклюже, как будто бы они получали от мозга какие-то невнятные приказания, крутили толстые диски в центре двери. Губы его дрожали, когда он повторял себе под нос числа кода: 3, 2–5, 9–7, 6–9, 01. Он подождал немного, затем дернул ручку.
Дверь не открылась.
Испарина крупными бисеринами выступила на лбу, капли пота потекли по лицу. Комбинация не сработала.
Он изо всех сил сосредоточился и принялся вспоминать. Он обязан вспомнить! Закрыв глаза, он привалился к кабине. «Мэри, — думал он, — помоги мне, пожалуйста!» Он снова принялся за диски.
Нет, не 7, 6, вдруг понял он. Там было 7, 8.
Глаза его открылись. Он повернул колесо на 7, 8. Замок был готов открыться.
— Вам бы л-лучше отойти назад, — произнес Уэйд, поворачиваясь к четверым мужчинам. — Скорее всего, произойдет утечка… скопившихся внутри газов.
Он надеялся, что они поверят его отчаянной лжи.
Студенты с Клемолком чуть отодвинулись назад. Они все еще слишком близко, но придется рискнуть.
Уэйд рывком распахнул дверь и, протискиваясь в отверстие, поскользнулся на гладком полу платформы и упал на колени. Прежде чем он успел подняться, Уэйд ощутил, как его хватают под руки с обеих сторон.
Двое студентов потащили его с платформы.
— Нет! — кричал он. — Я должен вернуться назад!
Он вырывался и брыкался, кулаки его рассекали воздух. Теперь его тащили назад все четверо. Слезы ненависти катились у него из глаз, пока он яростно выдирался из их рук, вопя:
— Пустите меня!
Внезапная боль пронзила спину Уэйда. Он вырвался из рук одного студента и потащил остальных за собой в последнем приливе силы, подстегнутый злостью. Краем глаза он увидел Клемолка, который держал в руке очередной шприц.
Уэйд хотел кинуться на него, но как раз в этот миг безграничная усталость заставила его мышцы разжаться. Он мешком рухнул на колени, глядя остекленевшими глазами и вскинув вверх онемевшую руку в напрасной мольбе.
— Мэри, — бормотал он хрипло.
Потом он лежал на спине, а Клемолк возвышался над ним. Историк искажался и исчезал в затуманенном взоре Уэйда.
— Мне жаль, — говорил Клемолк. — Вы не сможете вернуться, никогда.
Уэйд снова лежал на кровати, глядя в потолок и все еще мысленно повторяя слова Клемолка:
— Вы не можете вернуться. Вы переместились во времени. Вы теперь принадлежите этой эпохе.
Мэри ждала его.
Ужин готовился на плите. Он видел, как она накрывает на стол, как ее изящные руки ставят тарелки, чашки, блестящие стаканы, раскладывают приборы. Поверх платья у нее надет чистенький мягкий фартук.
Потом ужин был готов. Она сидела у стола, дожидаясь его. Глубоко внутри себя Уэйд ощутил тот невыносимый страх, какой она переживала.
Он дернул головой в приступе боли. Неужели все это правда? Неужели он действительно заточен в пяти столетиях от своей жизни? Это безумие. Однако же он здесь. Под ним, совершенно очевидно, прогибается кровать, вокруг него — серые стены. Все это настоящее.
Ему хотелось вскочить и закричать, замахать кулаками, разнести что-нибудь вдребезги. Гнев раздирал его изнутри. Он заколотил руками по кровати и завыл бессмысленным, диким, неистовым воем. Потом он перевернулся на бок, глядя в дверь. Приступ гнева проходил. Он сжал губы в тонкую подергивающуюся линию.
— Мэри, — прошептал он в тоскливом ужасе.
Дверь открылась, и вошла Мэри.
Уэйд неловко сел, хватая воздух ртом, моргая, уверенный, что сошел с ума.
Она была прямо здесь, одетая в белое, глаза светятся любовью к нему.
Он не мог говорить. Сомневаясь, не подведут ли его мышцы, он неуверенно поднялся на ноги.
Она подошла к нему.
В ее взгляде не было страха. Она улыбалась, светясь от счастья. Ее рука успокаивающе гладила его по щеке.
От ее прикосновения он зарыдал. Уэйд протянул дрожащие пальцы и схватил ее, крепко обнял, вжимаясь лицом в ее шелковистые волосы.
— О, Мэри, — шептал он.
— Тише, тише, дорогой мой, — шептала она в ответ. — Все теперь хорошо.
Счастье захлестнуло его, когда он целовал ее теплые губы. Испуг и тоскливый ужас отступили. Он провел дрожащей рукой по ее лицу.
Они оба сели на кровать. Он все еще нежно гладил ее руки, плечи, лицо, как будто бы не мог поверить, что все это наяву.