— Собиратель жемчуга… — словно не слыша Странника, с непонятной улыбкой в мерцающих глазах Кот обернулся к нему. — Лесной жемчуг, как же я забыл! С него-то всё и началось… Память — жестокая вещь, как ты прав, Принц Утраченной Долины! Особенно нахлынувшая внезапно.
— Прости меня, — прошептал Странник.
Они по-прежнему стояли на полуденном жарком берегу, отдыхая от пережитой встречи с Лорелеей, а впереди их ждали новые встречи, новые испытания, но наичернейшим из испытаний, не предсказанных ни волшебным деревом, ни Хранителем, была возвратившаяся Память Друга, проклятого им под шепот и наветы Пыльной Тени.
— Прости меня, — повторил Странник, уже сознавая неотвратимое. — Это…
— Это было маленькое лесное озеро, — тихо сказал Кот. — Моя заповедная тайна, мое укрытое от всех чудо. Я, только я видел, как рождается жемчуг, как начинает петь он у подножия озерных трав. И ночи там были радостные, необъятные и торжественные… И голоса птиц и зверей звучали по-иному, и я понимал их и разговаривал с ними… Первый раз я принес поющий жемчуг твоей госпоже, и она засмеялась, вслушиваясь в звучание его, и сказала, что скрепит его серебряной нитью и будет носить на груди музыку ночи. Она была светлой, твоя госпожа, светлой, смеющейся и певучей, как мой заповедный жемчуг, и глаза ее отливали прозрачной зеленью, совсем как воды того озера… Светлой и смеющейся была она…
— Пойдем, — Странник тронул Друга за плечо, пытаясь спасти его от дивных и мучительных наплывов памяти. — Вот — новая дорога, а там, на горизонте — цветущие холмы. Какой зной, даже птицы умолкли. Я думаю…
— Не могущие умереть и жить не смеющие — это про нас! Не сумевшие сохранить Долины — тоже! — всё с той же печально-злой, почти человеческой улыбкой ответствовал Кот. — Я вспомнил, каким я был, и я вспомнил твое слово, обратившее меня вот в это существо. Зачем ты это сделал, Принц? Певучей и светлой была она, как ручей на рассвете, но для меня — святыней, ибо была еще и женой твоей и моей повелительницей, а я помнил законы дружбы и всего-навсего дарил ей заповедный жемчуг… Зачем ты это сделал, Принц? Неужели и на ее плечах страдание, что едва несем мы с тобой, неужели и она награждена памятью о Долине? Я помню тот день…
— Она в Городе, Друг, в проклятом городе призраков, и она тоже идет в Долину, идет своим путем. Я не знаю этого пути, но за каждый шаг ее, наполненный болью, я бы, не задумываясь, отдал свою, не пригодившуюся ни небу, ни земле душу…
— А на что ей твоя душа, да и что такого способна сделать твоя душа, чтобы повернуть время вспять и уничтожить ту минуту Проклятия? «Своим путем» — вот как ты это называешь? Да разве в силах выдержать подобный ужас она, такая нежная и хрупкая? О, я помню тот День… Комнаты Госпожи были будто пронизаны солнечным светом, легкие колонны и кружевные своды словно летели над временем и пространством, а сама она… Сама она была светлой райской птицей, замершей у окна.
«Ты принес мне жемчуг?» — засмеялась-зазвенела она, а я почувствовал присутствие чудовищного, необъяснимого зла совсем рядом, и руки мои занемели. Жемчуг в моей горсти из нефритового стал грязно-бурым, и она в испуге отпрянула, разглядывая его.
«Госпожа моя, уходите! — ледяная немота охватывала все члены мои, но я кричал сквозь нее. — Уходите, здесь больше быть нельзя. Где Господин, зовите его, уходите! Что-то пришло в Долину и в Дом!» «Но в пиршественной зале гости, и… — недоуменно-испуганно она смотрела на меня… — И среди них немало знаменитых воинов». — «Уходите все, это сильнее нас! Где Господин?» — «У себя…»
И вот тогда-то из твоих покоев раздалась чарующая, самая прекрасная на свете песня, и куда там Лорелее до того невообразимого голоса, что поплыл над Домом и Долиной. Все звуки его были совершенны, они сияли чистым золотом и истекали ненавистью и разрушением. От странного оцепенения я не смог сделать ни шага, но она прочла мой взгляд, поняла слова, и ужас перед тем, что захватило в плен твою душу, отразился в лице ее, и она поспешила в твои покои.
Моя светлая, бесстрашная Госпожа, она нашла мужество стать на пути подобной Твари. Дальше ты знаешь…
— Прости меня.
— Ты проклял меня, проклял Госпожу, проклял Долину. Меня ты назвал блудливым котом, которого следовало бы примерно наказать, Госпожу — лукавой шлюхой, отнявшей лучшие годы твоей жизни, а Долину… Ты выразил удивление, что, столько лет прожив в подобной дыре, ты не видел ни мерзости ее, ни ее убожества, ты воззвал к Предвечному: уж не наказал ли он тебя, поселив в подобном месте. Ты выразил надежду, что когда ты покинешь эту пасмурную невыносимую глушь, то обретешь самые прекрасные долины на свете, что ты не раб этой земли, чтобы пребывать на ней вечно… Всё это время за тобой стояла Пыльная Тень.