Обычный солдат любил детей, цветы и птиц. Если он не пьянел от крови, не сходил с ума или не становился жертвой идеи доказать своё мужество, он чтил слабые существа.
Клеймо было сорвано, руки и ноги стали свободными. Дождливым днём Юкити и другие ветераны высадились в порту Урага. Он всё ещё не мог забыть, как один из его товарищей, глядя через разбитое стекло окна поезда на молодые зелёные листья деревьев, закричал:
— Как красива Япония. Что за красивая страна! Все эти деревья, трава!
Только человек, который долгое время жил, закованный в кандалы, мог сказать так.
После работы Юкити шёл домой к станции Симбаси, и на противоположной стороне улице он заметил Томоко Мория, которая, видимо, со своей подругой что-то обсуждала с горячностью, свойственной только этому молодому возрасту. Он не был знаком с Томоко настолько близко, чтобы поприветствовать её на таком расстоянии через улицу с пустыми трамвайными путями, и продолжал идти, поглядывая на девушек. Дни уже становились длиннее, и вечерние лучи солнца, пробиваясь сквозь разрывы между высокими зданиями, периодически освещали ту сторону улицы, по которой шла Томоко, стеклянные витрины магазинов и бросали длинные тени на тротуары от деревьев и прохожих. Деревья были платаны, и на них пока ещё не образовались почки, поэтому их чёрные голые ветви переплетались между собой, как бы исполняя танец на фоне голубого неба. Девушки прошли мимо фруктового магазина с ярко оформленными витринами и остановились около цветочного, стёкла которого запотели, но Юкити мог представить себе выставленные там весенние цветы.
Девушки довольно долгое время разглядывали витрину, но затем, не заходя внутрь, пошли дальше, продолжая что-то горячо обсуждать. Незначительный эпизод, но он наполнил сердце Юкити радостным чувством. Япония потерпела поражение, но наступил мир, и девушки бессознательно подтверждали это своим поведением. Обычная городская сценка, и не было ничего удивительного в том, что сотни, тысячи других молодых девушек в разных частях Токио вели себя подобным же образом.
— Господин Окабэ, — кто-то окликнул его, и Юкити узнал молодого студента одного с ним филологического факультета, но с отделения японской литературы. Юкити из-за службы в армии по возрасту был старше других студентов, и они при обращении к нему использовали вежливую форму. Молодой студент был без пальто, в старой студенческой форме и гета. Плохой цвет его лица ещё больше подчёркивал его студенческую бедность. Вместе с ним был элегантный молодой человек со светлой кожей лица в возрасте двадцати трёх — двадцати четырёх лет, одетый в костюм и демисезонное пальто.
— Господин Окабэ, вы ведь занимались одно время издательской деятельностью? — спросил однокурсник Юкити и, обернувшись к молодому человеку в демисезонном пальто, сказал:
— Разрешите вам представить Тосики Окамура, он учится не в нашем университете, а сейчас с моей помощью создаёт фирму для издания журналов и книг. Тосики, может, нам стоит послушать мнение господина Окабэ по этому вопросу?
Тосики достал свою визитную карточку, передал её Юкити и спросил в своей обычной спокойной манере:
— У вас есть опыт в этой области?
Юкити пытался определить, из какой семьи происходит этот молодой человек. Он был лет на пять моложе его самого и, будучи хрупкого телосложения, выглядел почти как ребёнок, но в то же время говорил в манере, свойственной взрослым людям.
— Если вам это удобно, мы бы хотели пригласить вас вместе поужинать и за едой обсудить эти вопросы, — предложил Тосики, и своим поведением он всё меньше и меньше напоминал студента. Похоже, что у него была масса знакомых в этом районе Гиндзы, ибо с ним здоровались как мужчины значительно старше его по возрасту, так и неопределённой профессии молодые люди, в том числе и женщины. В ожидании ещё одного студента, который должен был присоединиться к ним, они начали оживлённо беседовать, когда к ним подошла молодая женщина в европейской одежде, современного внешнего вида и с хорошими физическими данными. Тосики представил её как актрису из кинокомпании Тохо, которая любит пиво, на что она скривила свои накрашенные губы в подобие улыбки.
— Недавно она шла одна в этом районе, — рассказал Тосики, — и попала в облаву на проституток. Её на грузовике доставили в полицию и уже собирались отправить в больницу Ёсивара на освидетельствование, когда я узнал об этом. По моей просьбе мой знакомый врач выписал ей медицинский сертификат, и мы смогли вытащить её оттуда.
Актриса даже не выглядела смущённой, а только вновь скривила губы в подобие улыбки и рассмеялась, как будто речь шла не о ней, и к тому же подобным случаям в современном Токио удивляться не приходится.
— Нельзя быть настолько легкомысленной, чтобы ходить здесь одной и ещё в европейской одежде, ибо они хватают любую женщину, не разбираясь, проститутка она или нет, — сказал Тосики.
— Это просто какое-то несчастье. И они не могут даже протестовать, — вмешался в разговор студент, изучающий японскую литературу.
— Вот такая ужасная судьба подстерегает женщин.
Юкити начала раздражать женственная деликатная манера высказываний Тосики, которую тот, возможно, и считал утончённой, но она ужасно действовала на нервы. Подобных выражений никогда нельзя было услышать от тех, кто страдал на войне. Тосики же не хватило одного-двух лет до того, чтобы быть мобилизованным, и окончание войны спасло его. Он принадлежал уже новому молодому поколению.
На Юкити всё больше действовала слишком мягкая манера Тосики вести беседу, и он не мог не чувствовать, какую огромную пропасть между ними создавала такая небольшая разница в возрасте.
— Вам потребуется бумага для издательской деятельности. Вы сможете её доставать? — спросил Юкити. Он пытался сдерживать своё чувство личной неприязни к Тосики, сознавая, что он старше его по возрасту.
— Деньги на это есть, — ответил Тосики. — Разумеется, мы намерены покупать бумагу на чёрном рынке. Издавая книги, которые будут хорошо продаваться, и, оплачивая их по мере продажи, мы сможем наладить дело. За мной стоит великолепный спонсор — женщина, но которая не уступит любому мужчине, поэтому о деньгах можно не беспокоиться. Я бы хотел как-нибудь познакомить вас с моей тётей.
Было уже после восьми часов вечера, когда Юкити сошёл с поезда на станции Сакурамати в Иокогама, где он жил, и вышел на площадь. Грузовики и автомобили оккупационных войск один за другим двигались в темноте с включёнными фарами так, что Юкити пришлось некоторое время ждать, прежде чем он смог перейти на другую сторону улицы.
С наступлением вечера ветер прекратился и стало теплее. Но для толпы бездомных рабочих, которые собирались каждый вечер на пустыре перед зданием муниципалитета, зима продолжалась значительно дольше, чем для тех, кто был обладателем тёплого пальто. Они разжигали костры, чтобы согреться, и стояли или сидели на корточках, образуя чёрные круги вокруг поднимающегося в небо красного пламени.
На их лицах был бессмысленный взгляд китайских кули, хотя среди них были люди с интеллигентными лицами, благородного вида пожилые люди, стоявшие, вероятно, в прошлом во главе больших семей, и юноши, которые вполне сошли бы за студентов, если их одеть в соответствующую форму. Юкити приходилось видеть их не только в весенний вечер, подобный сегодняшнему, но и в душный летний день, когда небосклон был ещё красным от заходящего солнца, возвращающимися после тяжёлой физической работы, настолько обессиленными от голода, что они не могли даже стоять, а только сидели рядами у края дороги, и, глядя на эту удручающую картину, он не мог не признать, что в Японии теперь есть свои собственные кули. Некоторые из них были почти полностью голыми, другие сняли только рубашки и искали в них вшей.