— Крошка моя, нашей Камилле шестнадцатый год. Не думаю, что ей захочется с тобой играть. Но ведь у тебя столько книг! Ты закончила читать «Гостиницу на Ямайке» Дафны Дю Морье? Это очень интересный роман!
— Мне не нравится читать! — пробурчала Мелина. — И… мне грустно. Я все время думаю о моем маленьком Юкки. Сегодня ночью он приснился мне, и сон был очень страшным! Он кричал, а из носика текла кровь…
Обескураженная взглядом этих печальных и таких красивых голубых глаз, устремленным на нее, Мари не сразу нашлась, что сказать. Эта девочка была так дорога ее сердцу! Время шло, и она все чаще узнавала в ней черты и даже выражение лица Леони. Это одновременно и волновало Мари, и было источником глубочайшей радости.
— Мелина, мне так же, как и тебе, жалко твоего песика! Но что тут поделаешь? Весной возьмем в дом другого, если ты захочешь.
— Нет, я хочу моего Юкки!
Мари обняла девочку и попыталась ее утешить. Она шептала ей на ушко нежные слова из тех, что бальзамом проливаются на раны, слова, которые можно услышать только от матери.
— Я тебя понимаю, дорогая! Пока тебе не хочется другой собачки, ты печалишься. Но однажды ты проснешься и поймешь, что передумала. Поймешь, что хочешь любить другое живое существо, котенка или щенка. Ты никогда не забудешь Юкки, но у тебя будет другая радость. У меня в жизни, Мелина, тоже было много горя. Лизон — не первый мой ребенок. До нее у меня родился мальчик, и я назвала его Жан-Пьер. Жан — в честь моего отца, а Пьер — в честь моего первого мужа. И случилось так, что этот прекрасный малыш, такой долгожданный, которого я уже полюбила всем сердцем, не прожил и двух дней… Я думала, что никогда не утешусь. Но вот родилась моя Лизон, и я снова стала радоваться жизни…
Мелину это признание растрогало. Она обняла Мари и поцеловала в щеку.
— Ты тогда, наверное, много плакала! — прошептала она. — Бедная мамочка Мари! Но ведь Люси и Пьер не умрут, правда?
— Нет, конечно! С малышами Лоры и Лизон все хорошо. Обещаю, что скоро мы поедем их навестить!
Мари поцеловала приемную дочь в лоб и встала. Глядя на нее, такую трогательную в своей постели, она в очередной раз поразилась противоречивому характеру девочки. Мелина испытывала сложности в общении со взрослыми. Она все еще опасливо относилась к Нанетт и Адриану, но малышей — Люси, дочку Поля, которой недавно исполнилось полгодика, и ее двоюродного братика, маленького восьмимесячного Пьера, — просто обожала. Мелина с бесконечной нежностью и интересом вслушивалась в их лепет, с удовольствием с ними возилась при первой же возможности.
— Мама Мари, можешь еще немного побыть со мной?
— Нет, дорогая, мне нужно приготовить ужин. Адриан вернется, как обычно, голодный и очень уставший. Я принесу тебе наверх супа и омлета с белыми грибами. Сегодня утром Жан-Батист Канар дал мне целую корзинку. Это мои любимые грибы! Так что омлет получится — просто объедение! Я попрошу Камиллу к тебе зайти, как только она приедет. Почитай еще немного, мне это будет очень приятно!
— Хорошо, — пообещала Мелина. Было видно, что она успокоилась. — Скажи, если я дочитаю эту книжку про Ямайку, ты поведешь меня в кино, когда мы снова поедем в Тюль?
Мари засмеялась. Ее приемной дочери стало лучше, в этом не могло быть никаких сомнений! Девочка всегда умела выторговать какую-нибудь привилегию за каждое свое усилие, будь то даже просто чтение книги!
Мелина открыла для себя чудо кинематографа, посмотрев «Детей рая» — фильм, который в год своего выхода, а было это в 1945-ом, имел огромный успех. Его показывали и в Тюле, и Мари устроила девочке сюрприз — свозила ее посмотреть фильм. С тех пор Мелина только и говорила, что о кино. И хотя обычно ей никак не удавалось запомнить основные даты из истории Франции, имена актеров она знала назубок: Арлетти, Жан-Луи Барро. И даже имя режиссера запечатлелось в ее памяти — Марсель Карне.
— Если будешь очень послушной… может быть! Я прочла статью об одном американском фильме, он называется «Верная Лесси». Это фильм о собаке пастушьей породы — о колли. Он бы тебе понравился.
Мелина с энтузиазмом согласилась и быстренько схватила одну из лежавших на прикроватном столике книг. Потом она очаровательно улыбнулась Мари, и та, успокоенная, вышла из комнаты.
«Теперь я займусь ужином! — сказала себе Мари. — Он должен быть готов к приезду Камиллы и Адриана!»
Она усадила Нанетт поближе к печке, на знаменитом стуле, который старушка так любила. Какое-то время она не отрывалась от кастрюль и сковородок. Но как только суп был поставлен на маленький огонь, яйца взбиты, а белые грибы — вымыты и нарезаны тонкими ломтиками, она решила немного отдохнуть и прочесть письма.
Она взяла их с полки в вестибюле, вернулась в кухню и устроилась в двух шагах от Нанетт. Старушка очень любила эти моменты совместного отдыха, когда они вдвоем с Мари сидели в кухне возле теплой печки и вдыхали ароматы готовящихся блюд. Вряд ли кто-то будет оспаривать тот факт, что кухня — нечто намного большее, чем место, где приготовляется пища. В этом женском царстве плетутся интриги, передаются от поколения к поколению накопленные знания, поверяются секреты… Когда работают руки, легче развязываются языки… Сердце дома очень часто бьется именно в кухне, и так было с незапамятных времен. В семье Меснье дело обстояло именно так.
— Смотри-ка, нам пришло письмо из Брива! Наверняка от Поля! — воскликнула Мари. — Нан, он прислал нам фото Лоры и Люси, посмотри, какое замечательное! Их сфотографировали в Прессиньяке, перед церковью. Теперь я вспомнила! Это было летом, когда мы были там в последний раз!
— Не знаю, где мои очки! — пожаловалась Нанетт. — Quau malur! Не ищи, я посмотрю на фотографию попозже. И что нам пишет мой Поль? Он уже живет на ферме?
— Ну как же он может жить на ферме, Нан, дорогая! Я буквально вчера тебе объясняла, что ремонт еще не закончен. Поль запланировал переезд на март. И это разумно.
— Меня уже не будет на свете весной, это я тебе точно говорю! С моим коленом и этой болью здесь, в груди, я уже ни на что не гожусь!
— Нан, я не хочу даже слушать твои глупости! Адриан осматривает тебя каждую неделю и не находит у тебя ничего страшного. А на втором письме штамп Лиможа… Посмотрим, что нам оттуда пишут…
Нанетт поворошила угли в печи. Ей было очень интересно знать, от кого второе письмо. Пауза настолько затянулась, что старушка встревожилась. Выпрямившись, она посмотрела на Мари. Та не отрывала взгляда от письма. Лицо ее прямо на глазах менялось — его заливала неестественная бледность.
— Ну что там, в этом письме? Ты сама не своя!
— Ничего интересного, — пробормотала Мари и поспешно сложила листок.
— А мне все равно интересно! И я знаю тебя, дочка! Когда у тебя такое лицо, значит, тебя что-то сильно расстроило!
Мари спрятала письмо в кармашек фартука и встала.
— Не тревожься, моя Нан! В письме нет ничего страшного. Сейчас принесу твои очки.
Оказавшись в столовой, Мари с глубоким вздохом опустилась на стул. Ноги у нее внезапно стали ватными, по шее стекла струйка холодного пота. Она внимательно перечла несколько отпечатанных на пишущей машинке строк в надежде, что не так все поняла. Нет, этого просто не может быть! Это чья-то злая шутка! И все же гнусные слова никуда не делись с листа бумаги.
Доктор Меснье — не тот, кем вы его считаете! Он — мерзкий коллаборационист и должен заплатить за все! Недолго ему осталось жить на этом свете! Смерть всем коллаборационистам! Смерть доктору! Смерть жене коллаборациониста!
— Господи, что это значит? — пробормотала Мари. — Кто мог прислать нам эту гадость? Адриан — коллаборационист? Какая нелепость!
Хлопнула входная дверь — кто-то пришел. Наверняка это Камилла! Только у нее и у отца были ключи от дома. Мари быстро спрятала письмо обратно в кармашек фартука и, постаравшись изобразить на лице радость, поспешила в вестибюль.
— Мамочка! — воскликнула Камилла. — Я всю неделю жду этого субботнего вечера! Так приятно снова вернуться домой, к вам всем!