Выбрать главу

Тан-Богораз Владимир Германович

Возвращение

Владимир Германович Богораз

Возвращение

Странник возвращался на родину. Он провёл свою молодость в фантастическом уединении, в краю, который отрезан от всего земного шара неодолимыми преградами и почти неизмеримыми расстояниями, и который напоминает скорее какую-то отдельную планету, глыбу льда, повисшую в пространстве и соединённую с землёй узами, похожими на узы космического тяготения, -- в краю, который составляет особый мир, замкнутый в самом себе и ничего не знающий об остальных мирах, а жителям земли известен так же мало как луна. Над этим краем висит вечная тьма. Только самые слабые лучи того света и тепла, которым живёт земное человечество, проникают туда, смутные призрачные отблески, похожие на таинственный ореол сияний, источник которых никому неизвестен, которые рождаются в холодной мгле, быть может, для того, чтобы не оставить без всякого луча надежды слепые и ожесточённые сердца, коснеющие в плену тех кромешных границ.

Странник приехал в тот край молодым человеком, почти мальчиком, а уезжал оттуда помятым и состарившимся, как об этом свидетельствовали облысевший лоб и белая седина, пробивавшаяся на висках. Нежный пушок юности давным-давно сошёл с этого перезрелого плода, обнажив жёсткую кожуру, окаменевшую под влиянием ветров и всяческих непогод.

Покинув край своего изгнания, Странник сразу окунулся в хаос передвижений, которые ему предстояли. Когда он в первый раз преодолел эти почти баснословные расстояния, он принуждён был посвятить им целые годы. Теперь он мог ускорить процесс своего движения, но расстояния не уменьшались, и на преодоление их должны были вновь уйти если не годы, то многие месяцы. Странник весь погрузился в суету дорожных хлопот, мелких неприятностей и злоключений, изо дня в день отдаваясь самому процессу путешествия, когда движение является для человека главной жизненной функцией, а достижение нового ночлега -- весьма важной желанной целью.

Странник ехал и ехал. Климаты и широты сменялись перед ним, а конечная цель его пути оставалась почти так же далека как в первый день. Он так далеко забрался в глубину своего заколдованного мира, что очень долго не мог выбраться из него. Изо дня в день, из недели в неделю, перед ним тянулись те же безотрадные картины. Широкие равнины расстилались вокруг него, одетые саваном белого пушистого снега, и от одного взгляда на них становилось холодно; реки были закованы в толстую ледяную броню, которая казалась несокрушимою навеки; корявые лиственницы угрюмо стояли, не имея силы поднять свои чёрные ветви, отягощённые огромными белыми хлопьями.

Странник ехал и ехал. Различные животные, приручённые полярным человеком, служа ему, сменяли друг друга. Олени сменяли собак, кони -- оленей. Ему приходилось взбираться на крутые горные перевалы, вечно лишённые растительности, обнажённые даже от снежного покрова буйными порывами горного ветра; целые дни пробираться по узкой тропе сквозь угрюмую тайгу; брести по колено в глубоких тарынах, выбегающих на поверхность льда как холодные слёзы потока, измученного стужей; переезжать необозримые тундры, огромные болота, где топкая трясина под влиянием мороза обратилась в камень.

Странник ехал и раздумывал... Что привёз он с собой в этот край? Это было так давно, что он утратил реальное воспоминание о том далёком времени. Когда он вспоминал о нём, иногда его охватывало сознание какой-то ужасной невозвратимой потери, утраты сокровища, имя и сущность которого забыты памятью, но которое одно давало жизни смысл и цель, без которого не стоило жить дольше.

В другое время ему казалось, что, несмотря на многоразличные опустошения, произведённые в его душе этими роковыми годами, внутреннее ядро её осталось нетронутым и могло возродиться снова. Ему казалось, что он уже ощущает начало этого возрождения. Вспоминая о цели, лежавшей впереди, достижение которой было теперь так легко и затруднялось только препятствиями географического характера, он ощущал прилив горячих и свежих чувств, как будто тёплая волна вливалась, неизвестно откуда, в его окостеневшее сердце, как будто его молодость, погибшая на самой заре, не успевшая выглянуть на Божий свет ни одним зелёным ростком и убитая дыханием сурового мороза, возмущалась против своей преждевременной гибели, требуя возможности нового проявления на жизненной арене.

Странник на мгновение прислушивался к этому беспокойному призыву, весь отдаваясь бурной, но сладостной мечте, потом, как будто очнувшись от сна, сокрушённо вздыхал, потирая рукой свой бурый лоб, прорезанный глубокими морщинами. Но он утратил чувство различия между действительностью и сном и не знал, считать ли ему мечтой свои теперешние чувства или, напротив, минувшие десять лет реальной жизни счесть безобразным бредом, давившим как кошмар его унылую душу, которая только теперь начала освобождаться от него. Его curriculum vitae [лат. ход жизни. Прим. ред.], едва успевшее до половины опорожнить песочные часы земной жизни, заключало в себе целых три существования, резко отличавшихся друг от друга и не соединённых никакими переходными стадиями. Одно из них относилось к далёкому прошлому по ту сторону Рубикона, другое заключало десять лет жизни, проведённых в краю холода, третье начиналось теперь. Первое было наполовину забыто, но два последние одновременно стремились занять место в его сознании, борясь и отрицая друг друга, и он колебался между ними, беспомощный как былинка, попавшая в водоворот двух встречных вихрей, то пытаясь отвергнуть недавние страдания как дурное сновидение, то опасаясь очнуться от поглотившей его новой действительности и снова очутиться на самом дне угнетавшего его кошмара.