— А пенсия моя? Мать ведь должна была получать.
— Ну, так она на нее и была выписана, как на опекуна. Теперь переделывать нужно, в собес ехать, — развел руками, ненароком показав драные манжеты застиранной рубахи, председатель. — Только это долго. Месяц, а то и два.
— Ничем я тебе помочь не могу. Рад бы, — он с тоской глянул на облупившуюся дверку крашеного серой краской металлического ящика. — Денег в кассе — шаром покати.
— Ладно, — Георгий застегнул пуговицы пальто. — Ну а как же вы тут сами живете?
— Так вот и живем, — приятель по детским играм вытянул из-под стола бутылку с мутной жидкостью. — Хорошо, хоть самогонка есть, — он сноровисто дунул в стакан. — Давай, помянем старуху.
— А ты знаешь, я ведь тебе иногда даже завидовал, — поделился председатель, закрывая бутыль пробкой. — Вот думаю — Сидит себе, глазами лупает, и никаких забот. А нам тут столько всего пережить пришлось, не выскажешь, — он привычно скривился и махнул стакан. Выдохнул, потянулся налить гостю.
— Не нужно, — остановил Георгий, но, решив не обижать собеседника, пояснил: — Боюсь, в голову ударит. Врач строго запретил.
Георгию отчего-то не захотелось пачкать память матери этим мутным, вонючим пойлом.
— Ах, ну да. Точно, — председатель с готовностью убрал бутыль. — Ты, ежели что понадобится, заходи, помогу…
Георгий вдохнул морозный уличный воздух, постоял, собираясь с мыслями, и двинулся вдоль по улице к магазину.
"Тут, похоже, совсем хреново, — рассудил он, глядя на покосившиеся заборы и темные крыши домов. — Как ни крути, придется ехать в город. В собес зайти и заодно ордена свои выручить".
"Хорошо, что хоть какие-то деньги есть", — вспомнил он свой недельный приработок на продаже помоев.
А уже на следующий день, оставив кошку на попечение сердобольной соседки, он взял билет до областного центра.
По разбитой, укатанной колее медленно полз старенький автобус с малопечатным прозвищем "ПАЗ". Нахохлившиеся пассажиры мирно дремали на своих местах. Путь в город предстоял неблизкий.
Георгий поднял каракулевый воротник пальтишка и привалился головой к морозному стеклу, погрузившись в воспоминания о недавнем, как ему казалось, прошлом.
Учеба в училище имени знаменитого адмирала, которое готовило офицеров для Тихоокеанского флота, подходила к своему логическому завершению. Позади остались пять лет вольной курсантской жизни. Зачеты, экзамены, практика. Приближалось распределение. Однако, пока его приятели обсуждали выгоды и преимущества службы на "атомачах" перед "дизелюхами", сам Георгий мучительно искал выход. Причина его душевных метаний была проста. Стоило ему ступить на палубу корабля, как организм начинал бунтовать. При чем не просто тошнило, даже от небольшой качки просто выворачивало наизнанку. А мутило, даже когда смотрел на воду с берега. Была ли это индивидуальная особенность организма, или скрывалась еще какая причина, он так и не сумел выяснить. Сначала стеснялся. А после стало поздно. Оставалась слабая надежда, что пройдет само, но увы, слабая. Как бы там ни было, служить в плавсоставе с таким недугом было бы весьма затруднительно. В то же время, кто, скажите, уволит курсанта с выпускного курса, когда на его подготовку уже потрачены немалые деньги по такому смешному поводу? Ч то оставалось, проситься в береговую базу или на склад. Это было еще противней. Сто к одному сокурсники сочтут, что он боится идти в "подплав".
Выход нашелся, когда расстроенный курсант начал подумывать о глобальном залете. Ссамоходе, с пьянкой и попаданием в комендатуру. Спасло прибытие в училище подполковника с красными просветами в погонах и шитым желто-красным якорем шеврона. Он предложил выпускнику место комвзвода в дивизии морской пехоты, к тому же расквартированной во Владике. Начинать карьеру в строевой части, но в большом гарнизоне явно предпочтительней должности командира береговой базы в забытой богом дивизии старых дизельных лодок, в бухте с красноречивым названием Бечивинка.
Предпочтение "покупатель" отдавал крепким, уравновешенным, пусть даже и не особо разбирающимся в высшей математике, оперативной и марксистско-ленинской подготовке, но спортивным.
Георгий понял — это его шанс распределиться не теряя лица, и в тот же день представил в учебную часть рапорт.
В решении не было никакой романтики, сугубая рациональность. Когда за плечами пять лет какой-никакой, а службы, есть четкое понимание того факта, что выбранная профессия скучна и малодоходна. Единственный шанс для морского офицера сделать карьеру — это либо иметь крепкую руку в кадрах, либо попасть на активно эксплуатируемый боевой корабль. Служить на "атомаче" всяко приятнее, чем гнить в тесных промасленных отсеках заштатной "дизелюхи", и Камчатка с ее двойной выслугой, по любому, круче Большого Камня или Павловска.