Вечером в первый раз занялся медитацией, а утром всё пришлось отложить, потому что мышцы болели и умоляли их не трогать. Постанывая, всё-таки сделал лёгкий массаж, но за занятия взялся только вечером. Три следующих дня прошли одинаково. Я старался как можно больше заниматься своим телом, уже притерпевшись к боли, ненадолго выходил по утрам на прогулки, а остальное время сидел у телевизора или пропадал в библиотеке Дома офицеров. Читал там не книги, а газеты «Известия» за этот год. На четвёртый день ко мне зашёл Игорь Кулешов.
– Проходи Игорёк, – пригласила открывшая дверь мама. – Гена в своей комнате.
– Я уже здесь, – сказал я, заходя в коридор. – Привет! Пошли на улицу.
– Ты что наболтал девчонкам про свою любовь? – спросил он, когда мы ушли за дом и сели на лавку возле забора.
– От кого ты это слышал?
– Ходил в городок и встретил Светку Зимину.
– Всё ясно: испорченный телефон. Не понял? Я вообще летом не видел Светку. Болтушки.
– Четыре дня до школы, а из ребят никого нет! – пожаловался он. – Скука! Не хочешь поиграть в футбол?
– Хочу, но не могу, – соврал я. – Потянул ногу.
Тело продолжало болеть, хоть уже меньше, и не хотелось гонять мяч с Игорем, который был выше и сильнее меня. Я развеселил его, рассказав несколько анекдотов, потом сослался на больную ногу и ушёл домой.
– Что так быстро? – спросила мама. – Раньше трудно было загнать домой, а теперь не вылезаешь из своей комнаты.
– Давай сыграю на пианино одним пальцем? – предложил я.
– Одним пальцем может и твой отец, – засмеялась она. – Собачий вальс. А у тебя что?
– Не знаю, – соврал я. – Нашёл ноты и разучил
Я сыграл маме одну из разученных мелодий. Ей понравилось, а я был разочарован. На моём электронном инструменте звучало красивее.
– Плохо, что нет гитары, – пожаловался я. – Можно было бы научиться играть. А то стоит этот гроб и зря занимает столько места.
– Мы его продадим, – сказала мама. – Уже есть покупатель. Жаль, но кто же знал, что Таня не захочет заниматься дальше?
– Она с самого начала не сильно хотела, – возразил я. – Это было больше ваше желание. А теперь наверняка продадим за меньшую цену.
Мама пошла к зазвонившему телефону, а я вернулся в свою комнату.
Я всё-таки начал работу с тетрадкой, используя для этого время, когда дома никого не было, и сразу возникли сложности. Что-то помнил очень хорошо, но многое вспоминалось хуже. Было желание изложить все значимые события следующих семидесяти лет, а уже потом писать об открытиях и технологиях. Были и мысли о том, как и кому передать мои тетрадки, чтобы они попали куда нужно, а не отправились в мусор. В самом начале пояснил, что если дата поставлена со знаком вопроса, то это значит, что она может немного отличаться от написанной. Сначала работа шла тяжело, потом я втянулся и стало легче. Скоро с непривычки от писанины начали болеть пальцы.
Я занимался телом только неделю, но уже мог десять раз отжаться и недолго выполнять все асаны. Во время моих занятий отец был на службе, а мама интересовалась ими меньше, чем я думал, хоть и похвасталась подругам, что сын занялся спортом. В понедельник, за день до школы, я был в квартире один. Не знаю, к кому из подруг убежала сестра, а мама ушла в магазин за продуктами. Только хотел воспользоваться её уходом и немного пописать, как затарахтел дверной звонок. Я открыл дверь и увидел Черзарову.
– Разрешишь войти? – спросила она. – Или ты теперь не пустишь меня на порог?
– Входи, – посторонился я, давая ей пройти. – Могла бы и позвонить. Ты начистила пёрышки, а я в старом трико.
– Какие пёрышки? – не поняла она. – О чём ты?
– Разувайся и проходи в большую комнату. К себе не приглашаю, там сейчас... неважно. А пёрышки... Так говорят о женщине, которая привела себя в порядок и приоделась. Садись на тахту и излагай.
– Что излагать? – растерялась она.
– Ты же пришла не просто так, посмотреть на моё потёртое трико? Наверное, была причина? Вот эту причину и излагай.