Роман «Манускрипт с улицы Русской» отличает цельная художественная структура. Линия духовной преемственности борющегося за свою независимость народа развивается в кругу естественной непрерывности исторических связей. И связь эта не обрывается с завершением повествования, ибо растет сын Гизы и Юрия Рогатинца Марко, скачет розовый конь детской мечты Зиновия — сына сотника Михайла Хмеля; мужает сын Мацка Лысого, Роман, который станет сначала учителем, а затем ректором братской школы.
Так, идя навстречу друг другу, двумя путями развивались линии новеллы и романа в творчестве Р. Иванычука. Романы писателя до недавнего времени были отмечены интенсивнейшими художественными исканиями и достижениями, углублением автора в морально-философскую проблематику. До недавнего времени, потому что ныне эти линии пересеклись. И точка пересечения, условно говоря, находится между новеллой «Байкал» и повестью «Нестор», которая затем переросла в роман «Город». Ситуация, развертывающаяся в новелле «Байкал», насквозь условна. В основу произведения ложится разговор инженера-нефтяника со случайной пассажиркой в служебном автобусе, к тому же разговор этот — не более чем плод воображения героя, принимающего, так сказать, желаемое за действительное. Однако главное — не вымышлено: это великая мечта, ставшая целью жизни героя, которая пронизывает каждый ее миг высоким стремлением.
Новелла «Байкал» со временем также вошла в роман «Город», естественно вписавшись в целостную картину произведения. Этот чисто внешний факт имел в данном случае свою логику: он показателен тем, что свидетельствует об исканиях автора, которые шли в одном направлении, одном русле. И дело не в формальных приемах, сюжетных ходах или композиционных особенностях. Речь идет о принципиально новом характере лиризма, который состоит не просто в изображении различных настроений и эмоций, но в углублении самого ощущения.
Сюжетную основу романа «Город» составляет приезд кинорежиссера Нестора в край его детства, где он, волею обстоятельств, не был почти двадцать лет, и демонстрация его фильма, посвященного этим местам. Фильм Нестора, показанный в Городе, построен таким образом, что воспринимается зрителями очень непосредственно, ибо они, зрители, — по крайней мере многие из них — являются в то же время и участниками событий фильма, его героями. Каждый конкретный эпизод фильма — это случай из их жизни, который они живо вспоминают при просмотре картины. Такой композиционный прием преследует цель воссоединить прошлое и настоящее в одно целое. Сама атмосфера Города как бы испытывает героя, его духовную и творческую состоятельность. В то же время и Город держит своеобразный экзамен перед героем. В этом скрытом внутреннем соревновании, конечно, побеждает Город, и это прежде всего осознает Нестор. Он приходит к важному для себя выводу о непреходящей ценности тех жизненных уроков, которые в свое время преподал, ему Город, — о необходимости заплатить свой моральный долг землякам. А кроме того, к убеждению, что Город — уже теперешний, современный — остается для него критерием ценностей. источником познания жизни и человеческих характеров, одним словом, эпицентром духовного притяжения, той «малой родиной», сквозь призму которой ярче раскрываются перед ним бескрайние просторы всего белого света. В итоге оказывается, что главное в произведении не увенчанный лауреатскими лаврами кинорежиссер, хотя именно вокруг него развертываются события, но — собирательный образ Города, так как цена творчества Нестора определяется им, его атмосферой и колоритом, его прошлым и настоящим.
Атмосферу Города помогает раскрыть прием двойного изображения: С одной стороны, воспоминания Нестора, а с другой — его нынешние встречи с людьми. Чередование различных эпизодов способствует ощущению постоянной новизны, ибо воспоминаниям придается острота переживаемого ныне, встречи же после разлуки несут в себе радость узнавания и новизну происшедших перемен. Авторское отношение к стране детства окрашено романтикой воспоминаний юности, в которых действительное переплетено с воображаемым. Некоторая однородность и цельность общей атмосферы Города не приводит к нивелировке человеческих характеров. Напротив, действующие, лица по-настоящему колоритны и интересны в двух планах — как неповторимые человеческие индивидуальности и как представители определенной социальной прослойки. Будучи неотъемлемой частью истории и современного существования Города, каждый из них по-своему дополняет его. Так, Августин Копач — типичный деревенский философ, которого, по сути, не изменило городское окружение, а наложило лишь внешний отпечаток. на его облик. Пани Перцова до сих пор сохранила свои собственнические пережитки и чувство местечкового превосходства горожанки над крестьянином: ее изумление по поводу того, что деревенский мужик стал уважаемым человеком, так же комично, как привычка поворачивать перстень камнем внутрь в зависимости от обстоятельств. Трогателен й образ Костя Американца, который, оставив здоровье и силу за океаном, на старости лет вернулся на родину и привез оттуда не только экзотический музыкальный инструмент банджо, но и слесарные инструменты, чтобы, несмотря на возраст, устроиться работать на завод. И в конце концов сам Нестор — тоже частица Города, и именно в этом качестве образ наиболее убедителен и реален.
Граница между событиями фильма и происходящим за экраном, между воспоминаниями и действительностью так же тонка, как в новелле «Байкал» — между воображением и реальностью. Наверное, вообще излишне искать четкий водораздел между ними. Ведь возвращение героя в город своего детства, к «первоисточнику» — это прежде всего возвращение к самому себе, и потому воспоминания, ставшие «документом души», не менее весомы, чем происходящее ныне.
Психологическая напряженность новых произведений Р. Иванычука, благодаря которой внешняя логика событий уступила место внутренней мотивированности содержания и становления характеров, вызвала изменения и в самой поэтике. Раньше для художественной манеры писателя были типичными описания примерно такого характера: «Белой змеей вьется снег по дороге. Телефонные столбы шагают друг за другом, как печальные путники. Ветер играет морозную песню в проводах. Я возвращаюсь в свое предместье. Мне не холодно. Меня согревает мое счастье» («Воровство?»). Подобной «инкрустации» метафорами теперь не встретишь у Р. Иванычука. На смену ей пришла упругость конфликта, черно-белые графические очертания которого нет надобности, как в детских картинках, раскрашивать разноцветными карандашами.
Новелла «Исключительная ситуация», вошедшая в настоящее издание в качестве своеобразного ретроспективного эпилога романа, напоминает поединок на рапирах, где любой опрометчивый поворот чреват «уколом» противника. Чередование же внутренних монологов в «Одном хлебе на двоих» не только служит развитию действия, но создает магнитное силовое поле конфликта, где в этом хлебе, условно говоря, сосредоточены два противоположных заряда.