Возвращение
Возвращение
Солнце обрушивается на плечи, пригибает к расплавленному асфальту, глушит, слепит и душит. Герман глотает сожженный солнцем воздух, чувствуя, как горят легкие. Со лба, разъедая кожу, течет соленый пот. Мужчина зажмуривает слезящиеся глаза, оставляя лишь небольшой зазор между ресницами. Но солнечная вспышка в миллиарды ватт срывает тонкую кожу век, прожигает глазное яблоко и, ворвавшись мощным потоком в мозг, взрывает его.
Солнце палит немилосердно. Герман, беспомощно прижавшись спиной к подъездной двери, почти не дыша, готовится сделать первый шаг к стоящей недалеко машине. Распахнутая дверь, словно вход в рай, манит обещанием прохлады и покоя. Внутри салона - жизнь, кондиционер и его жена. Его судьба, его Великий инквизитор. Сидит и смотрит равнодушно. Герман представляет, как живительная прохлада кондиционера ласкает ее голые, сжатые под коротким платьем, колени, поднимает короткие волоски на обнаженных руках, гладит лицо. Серые глаза жены презрительно сощурены: «Возьми себя в руки, тряпка!».
Асфальт раскален и смертелен, как песок пустыни. Солнечные лучи, словно ядовитые стрелы, смоченные ядом кураре, нацелены на Германа. Вонзившись в тело, лучи-стрелы сдерут кожу с его обнаженных рук и шеи, сожгут ядом беззащитное лицо. Солнце ненавидит Германа, и Герман, после нескольких лет, каждый из которых был похож на военные действия, тоже стал ненавидеть солнце.
Наконец решительно сдвинув брови и сжав челюсти, мужчина отдирает себя от двери и одним гигантским прыжком достигает машины. Словно от одного края бездонной пропасти до другого. Тяжело упав в кресло, шумно и рвано дыша, Герман вытирает пот и слезы, под взглядом жены, жалящим и холодным, ощущая себя мешком с дерьмом.
- Ты словно ребенок, милый, - она лениво пережевывает слова, выплевывая ему их в лицо кубиками спрессованного презрения. - Каждый раз одно и тоже.
Герман, расслабленно откинувшись на мягкий и удобный валик кресла, почти успокоившись, вяло протестует:
- Ты знаешь, я не переношу прямые солнечные лучи. Мне тяжело находиться на такой жаре. Почему именно сейчас, в самое жаркое время, нужно ехать к твоей маме?
Кэт уверенно проходится алой помадой по губам, деловито и твердо поворачивает ключ зажигания и не удостаивает мужа ответом. Лишь через несколько минут, когда машина уже резво мчится по шоссе, лениво цедит:
- Нас пригласили к обеду. Не к завтраку, не к ужину, а к обеду. А обед обычно, у нормальных людей, начинается именно в это время. Мне кажется, это очевидно, милый.
Герман молчит, уговаривая себя не вспыхнуть и не наговорить колкостей. Ругаться сейчас не следует - не хочется приезжать к теще взмыленными очередной ссорой. Он закрывает глаза.
«Один, два, три, четыре», - медленно считает Герман, представляя то бескрайние зимние поля, то засыпающую, скованную льдом реку, продолжающую сонно течь на бескрайней глубине до тех пор, пока мороз не стиснет ее в своих объятиях, и она не замрет до весны, сморенная его лживыми любовными песнями.
Герману тридцать. Он грузный, почти седой. «А что вы хотели», - обычно говорила его жена на все расспросы, - «такое пережить и не поседеть?». Герман смущался, пожимал рассеянно плечами, кивал невпопад головой. Стараясь ни на кого не смотреть, играл бахромой скатерти, вертел вилку или бросал кусочки еды хозяйской собаке. Ему не хотелось частых упоминаний ни о себе, ни о том, что с ним случилось. Хотя, что именно с ним случилось? Он ведь так ничего и не смог вспомнить.
Приходилось верить на слово теще, потому что кроме нее о том событии почти двадцатилетней давности не знал никто. В памяти самого Германа оно до сих пор пребывало в виде разрозненных призрачных обрывков. Иногда, в редких снах он видел женщину с синими, словно расколотый лед, глазами, с четко прорисованными седыми прядями в темных волосах. Печально улыбаясь, она робко протягивала ему руку. «Хочешь поехать со мной?» - спрашивала и умоляюще-жадно ждала ответа.
Все, что помнил Герман: возле него остановилась невиданная, словно из фантастического зарубежного фильма, огромная машина, из нее вышла высокая стройная женщина и спросила Лесную улицу. Пораженный, не отрывая взгляд от роскошного авто, Герман смог только отрицательно покачать головой. А женщина продолжала стоять и просто смотреть на него, и под ее пристальным странным взглядом его сердце сначала замерло, а затем понеслось вскачь, словно глупый жеребенок. Когда Герман уже сел в машину, удобно устроившись на заднем сиденье, рядом с красивой женщиной, наслаждаясь невиданной роскошью и комфортом автомобиля, она рассказала, что родилась и выросла в этом городе. Но несколько лет назад вышла замуж и уехала в небольшой уютный городок, где любимый муж выстроил для нее чудесный дворец. Герман недоверчиво засмеялся - в это было сложно поверить. «Не веришь?» - воскликнула она, развеселившись словно девчонка, - «Вот увидишь! Он существует на самом деле!».