- Если придется расстаться, обещай, что будешь помнить меня. Что, став взрослым и самостоятельным, найдешь меня?
- Обещаю, - ответил он удивленно, взглянув на нее. Она не плакала, хотя вообще плакала частенько, думая, что он ничего не замечает, но голос ее дрожал, и дрожала рука, обнимавшая его.
- Обещаю, - шепчет Герман. Взрослый и самостоятельный, сидя на краю кровати, он обхватывает голову руками и раскачивается, словно маятник.
- Черт, черт, черт, - повторяет и повторяет он.
Вскакивает с кровати, хватает наполовину разобранный рюкзак, кидает туда вещи, документы. Последним летит ноутбук.
Залезает в кошелек, пересчитывает деньги. Есть еще кредитка, должно хватить. Завтракает, не ощущая вкуса, вызывает такси. Пока ждет, пишет отчаянное письмо матери и отчиму.
Через полчаса едет на вокзал и вспоминает, что даже не умылся.
Машет мысленно рукой: «Плевать!».
Утренний вокзал пуст, сер и скучен. Доносятся обрывки мелодий и еле слышных телефонных разговоров. Огромное здание вокзала глотает звуки, нависает над площадью тяжелым серым камнем. Его промытые окна смотрят на Германа сурово, словно в чем-то обвиняя. Жара еще не опустилась на город, не накрыла его душным покрывалом, дышится легко. Бледное солнце закрыто полупрозрачными облаками, день обещает быть пасмурным, возможно, пойдет дождь. Герман так сосредоточен на отъезде, что не оценивает это благо. Слабые лучи, пробивающиеся сквозь облака, лишь слегка пощипывают лицо, но сейчас это к лучшему. Покалывания возвращают к реальности, Герман набирает побольше воздуха в легкие, решительным шагом входит в здание вокзала, подходит к свободной кассе и громко называет город. Название не растворяется сладостью на языке, оно колет острыми ледышками и шепчет: «Ты забыл, ты все забыл. А она ждала».
Герман трясет головой, избавляясь от обвиняющих мыслей, берет билет, забрасывает рюкзак на плечо и бредет в зал ожидания. Накатывает усталость и равнодушие, все эмоциональные и моральные преграды снесены, уверенности в правильности решения нет, но поворачивать назад он не намерен. Поезд отходит через два часа, и мужчина успевает подремать в жестком кресле, игнорируя привокзальный громкоговоритель и резкие запахи еды, и даже выпить горький кофе в маленьком полупустом кафе.
Поезд приходит вовремя. Герман находит свое купе, закидывает рюкзак на полку и, не раздеваясь, падает на купленное место. Лежит, прислушиваясь к гомону за окном, торопливым шагам по коридору, разговорам возле своей двери, и весь этот предотъездный убаюкивающий хаос наполняет его уверенностью и надеждой, что он все делает правильно, и что загадка вот-вот будет разгадана. О будущем он не загадывает, только верит: все будет хорошо.
Почти сутки Герман трясётся в пыльном и душном вагоне, удивляясь, почему та давняя поездка пролетела мгновенно. Его сосед, крепкий и разговорчивый дядька, вначале пытается выспрашивать, к кому да зачем едет его сосед по купе, но вскоре отстает, а разговоры от личных вопросов расширяет до международной обстановки и своих воспоминаний о прошлом. Герман слушает вполуха, где нужно, улыбается, где, как ему кажется уместно, качает головой. Разговор, таким образом, выходит очень оживленным, и дядька доволен. Он трет огромной рукой свой небритый подбородок, достает из объемной сумки бутылки, пакеты с пирожками и бутербродами, курицу, скрюченную в замысловатой позе. Кормит, наливает и вскоре уже сам отвечает на свои же вопросы. Герману с ним уютно. Он жует пирожки, опрокидывает подставленный почти под руку стакан с водкой и тихо хмелеет. Через три часа распитий дядька бухается на полку и храпит, а Герман, оглушенный его храпом и количеством выпитого, выползает в коридор и смотрит в окно. Мимо летят в пляске деревеньки, стога сена, пасущиеся коровы, игрушечные машины. Где-то, возможно, есть и люди, но в этой вселенской круговерти они слишком малы, чтобы их заметили. Герман пьяно улыбается, открывает окно и, высунув голову, кричит: «Ааа!». Слов нет, лишь первая гласная рвется из горла, заставляя дома нестись быстрее, птиц и животных выскакивать из своих укрытий и бежать за поездом, а маленьких людей - радостно махать вслед поезду руками.
Кружится голова, все слишком хорошо, и чтобы закрепить это состояние, Герман идет спать.
Просыпается уже под вечер. За окном тянутся шуршащие под колесами вагона сумерки, на столике, позвякивая от хода поезда, стоит бутылка минералки. Герман тянет ней слабую руку и за минуту проглатывает теплую, чуть солоноватую жидкость полностью.