Герман ворочается с боку на бок, сейчас ему кажется, он был слишком холоден к родным, слишком равнодушен. Но так говорит разум, сердце же бьется совершенно спокойно. И под утро, засыпая, когда комната и мир вокруг растворяются в зыбком мареве дремоты, а из предрассветного тумана возникает тонкая рука и манит к себе, оно уже поет от счастья.
Умытое розовое утро смотрит в окно комнаты, и Герман, сияющий от холодной воды, пригладивший волосы лишь мокрой пятерней, ощущает себя мальчишкой и готов к новым приключениям и к воспоминаниям о самом себе.
Завтракают они на кухне. Огромные окна, почти до пола, открывают прекрасный обзор на зеленое бескрайнее поле с редкими цветущими кустами.
- Со второго этажа видно озеро и лес, - наливая ему кофе, объясняет Мара, - а если надумаешь посмотреть город, в гараже стоит папина машина.
Герман в прекрасном настроении. Утром он успел обойти почти все комнаты дома. Долго стоял в комнате погибшего мальчика, разглядывая его фотографии в рамках и не находя никакого сходства между ним и собой.
- Расскажи мне о своем брате, - они пьют кофе, и Мара замирает, не донося кружку до губ.
- Я его плохо помню, - она встает и подходит к окну, Герман идет следом и встает за спиной, - мне было пять, ему десять. Мать души в нем не чаяла, а мне он казался обыкновенным избалованным мальчишкой, - она замолкает, - хотя, возможно, во мне говорила ревность. Он делал, что хотел, мама восхищалась его поступками, талантами, которые видела только она. Однажды зимним вечером он ушёл на озеро кататься на коньках и не вернулся.
Мара резко разворачивается к нему, и Герман, оказавшись с ней так близко лицом к лицу, теряется.
- Когда его нашли, мама начала кричать, и кричала так несколько дней подряд. Это было очень страшно. Я пряталась в шкаф и затыкала уши. Просиживала там по нескольку часов, иногда засыпая. И вот однажды я проснулась, а в доме тихо. Обрадовалась, подумала: мама пришла в себя, ведь врачи обещали, что пик горя должен пройти, но она осталась на нем навсегда.
Из глаз женщины текут слезы, и Герман, не зная как успокоить и надо ли успокаивать, осторожно кладет руку ей на плечо.
- Папа поместил ее в дорогую клинику, ездил туда каждый день, но, в конце концов, забрал ее домой. Он сам давал ей лекарства и возил на процедуры. Мама стала спокойней, но настолько чужой, что я начала ее бояться. Я была ребенком и оказалась не готова к тому, что любимая мамочка за несколько дней превратиться в другого человека. Я редко подходила к ней, и разве меня можно в этом винить? - восклицает Мара, заглядывая ему в глаза. - Зато я сблизилась с отцом. Не понимаю, где он брал силы, как справлялся с этой ситуацией? Он обожал свою жену, почти боготворил. Я полностью осознала это, только когда стала старше.
Мара замолкает, Герман убирает руку с ее плеча и возвращается за стол.
- Как вы смогли пережить такое? - он не может представить, что было бы с ним или его матерью, потеряй они друг друга. Но сама история, даже с такими страшными подробностями, внезапно вызывает в Германе раздражение:
- Зачем он пошел на озеро, кому что хотел доказать, глупый мальчишка, - неожиданно для самого себя выпаливает он,- ведь знал, что лед застыл не полностью, ведь его, наверняка, предупреждали, зачем он это сделал, зачем? - неожиданно охватывает тоска, она бьет Германа под дых, и мужчина сгибается от боли, ощущая нехватку воздуха. Мир вокруг темнеет, ноги и руки становятся холодными.
- Что с тобой? Зачем ты говоришь такие вещи? Герман, очнись! - словно через слой ваты слышит он испуганный голос Мары и приходит в себя.