И вот тогда, смакуя каждое слово и предложение, своим переводом даря им вторую жизнь, Герман ощутил себя путеводной звездой. Он работал днями и ночами. Светился от воодушевления, горел. Жаль, что жена осталась равнодушна к его работе, а, прочитав перевод, воскликнула:
- Не понимаю, из-за чего весь сыр-бор вокруг этого писаки! Я у него не то, что гениальности, даже намека на оригинальность не вижу. Нашел о чем писать: дом престарелых. И ведь не лень описывать каждого старика и старуху. И что за странный финал? Непонятно, куда потом делся этот дом и все его обитатели.
Герман пытался ей объяснять, что произведение не о конкретном доме, а обо всей нашей планете. Обитатели дома престарелых - это одновременно и мы сами, и наши воспоминания, и наши погибшие надежды. И дом никуда не исчез, просто вселенная начала новый временной виток. Поэтому будет новый дом и новые жители.
Кэт смотрела насмешливо:
- Ты фантазер, - она снисходительно чмокнула его в лоб, - то, что ты рассказываешь, сказки. А нас окружает суровая реальность, так-то милый.
И вышла, оставив его размышлять у погасшего монитора.
«Да, жизнь не похожа на сказку. И сказки не похожи на жизнь. Но почему события, прошедшие или настоящие, воспринимаешь, словно длящуюся почти с самого детства сказочную историю?». С того момента, когда он очутился в ехавшем такси и его обнимала заплаканная мать, а бабушка гладила по плечу, словно тяжелобольного, Герман знал: сказка не закончилась. Знал, что продолжение обязательно будет. Он и сейчас это ощущает. Он живет внутри фантазии о самом себе. Сколько лет должно пройти, прежде чем его сказка закончится, он не представлял. Только был уверен: история закончится, когда будет потеряна надежда вспомнить или когда он сам откажется от мечты.
От собственных мыслей Германа отвлекает громкий разговор. Семейная пара, испуганно схватив друг за друга за руки, собирается домой. Кити с красными злыми пятнами на щеках размашисто опрокидывает очередной бокал. Ее мать прижимает салфетку к глазам.
«Черт! Опять поссорились», - Герман хватает гроздь винограда и бросает в рот несколько ягод.
Неудобно, что свидетелями стали посторонние люди. Герман выходит к гостям, ставшими очевидцами ссоры между матерью и дочерью. «Что они там выясняли?».
Помогает мужчине найти ботинки, подает сумочку даме и просит прощения за случившееся.
- Ничего, ничего, - они спокойны, но задерживаться более не хотят. - Все случается, это вы нас извините, засиделись.
Парочка выскальзывает за дверь, а Герман возвращается к своим женщинам.
Навстречу ему летит яростная Кэт:
- Мы уходим!
Герман пожимает плечами, бросает взгляд на вышедшую их проводить тещу.
- Можешь меня ненавидеть, но ты просто дура, дорогая.
Голос ее холодный и безэмоциональный, похож на ледяные осколки. Они впиваются в Германа, в Кэт. Да и она сама давно уже изранена ими, давно больна своей нелюбовью, своим отторжением мира и родных ей людей.
Герман ни о чем не спрашивает. Много довелось ему видеть ссор и примирений со слезами. Причины конфликтов предсказуемы: Германа нужно бросить и найти богатого, уверенного в себе мужчину. Германа нужно загрузить работой, Герман не пришел на собеседование в фирму, которую она ему подыскала...
Действительно, денег он зарабатывает не так уж много, но свое издательство Герман ни на что не променяет. Да и Кэт в юридической фирме зарабатывает неплохо, и на все необходимое им хватает. Хватает каждый год ездить в отпуск: Кэт - в дальние жаркие страны, а Герману, любящему холод, - забираться в те места, где морошка, мягкие щетки мха под ногами, а если повезет, можно увидеть огромное сияние на все небо. Первый раз, увидев такое зрелище - полыхание небес до горизонта, - Герман просто впал в ступор, а когда пришел в себя, то ощутил на щеках влажные дорожки, и где-то глубоко в сердце почувствовал веру в того, кто способен не только раскрасить небо, но и этим праздничным фейерверком заронить надежду в самое сердце.
«Хорошо-то как», - радостно подумал Герман и, расслабленно улыбаясь, задумчиво побрел к своему домику, который снимал из года в год. Налил себе травяного чая и достал заветную тетрадь, где его обрывочные воспоминания о женщине и доме перемежались с плодами бурной фантазии.
То, что получалось, выглядело безумнее, чем сказки Андерсена, хотя также печально.
Возможно, Герман писал книгу, хотя сам предпочитал называть это «записками», «исследованием». Ему было легче, когда он фиксировал свои мысли на бумаге. После похищения все твердили ему, что он жертва, что он пострадал. Герман ни с кем не спорил, но такое отношение к себе быстро надоело, и он начал придумывать альтернативный вариант событий, где он всех победил, разрушил ледяной дворец ведьмы, убил демонов и спасся сам.