Выбрать главу

Об этом случае знали только в их семье. Остальным говорилось, что он плохо себя чувствовал,  лечился в санатории на море,  поправляя пошатнувшееся здоровье. Во всяком случае, когда он, наконец, вернулся, его товарищи вели себя так, словно ничего не случилось, радостно хлопали его по плечу, широко улыбались и звали играть в придуманные без него игры.

Герман спасался тем, что все забыл. А если чего-то не помнишь, всегда можно сказать, что этого никогда не было.

Жизнь  радостно и бодро, словно жеребенок, иногда взбрыкивая, но в основном ровной иноходью, вела Германа дальше. Школа, институт, работа, редкие попытки понять, что же все-таки тогда случилось. Обрывочные сны и, наконец, открывшаяся правда о деньгах, когда теща проговорилась о погибшем сыне «той» женщины, и та из ледяной ведьмы  превратилась в обыкновенную городскую сумасшедшую.

Было противно какое-то время, потом прошло. Натура Германа требовала загадок, в прошлое он любил  вглядываться  сквозь созданную им самим дымку. Тогда все предметы и лица становились размытыми, неясными и прекрасными, словно в сказке.

 

Герман везет пьяную и злую Кэт домой, и она бубнит и бубнит, не замолкая:

- Когда она, наконец, перестанет совать нос в наши дела? Почему она во все лезет, нет, чтобы нашла себе мужика и выносила мозг ему. Стерва!

Жена сморкается, смотрит на себя в зеркальце, недовольно морщится и набрасывается на Германа:

- Ну, а ты что молчишь? Что ты все время молчишь, скажи уже что-нибудь!

Герман пожимает плечами:

- Она  беспокоится о тебе. Ей кажется, что ее любимая дочка нашла себе неудачную партию, что живет не так, как распланировала она. Но этим, пожалуй, грешат многие родители, почти всем матерям кажется, что их дочери достойны лучшего. А скажи честно, Кэт, - голос Германа кажуще беззаботен, - почему все-таки не бросишь меня?

Жена смотрит на него презрительно, каждое ее слово  выточено изо льда:

- Ты идиот, мой ледяной король, ты  пропадешь без меня, сгниешь заживо в своих болячках в своих  глупых книжках. Я - единственная твоя связь с реальностью, - Кэт уже успокоилась, кажется, ей даже весело, -  посмотри на себя со стороны, ты же не от мира сего. Не знаю, кто был твой отец, но, кажется, ты пошел в него. Твоя мать и то адекватнее.

- Замолчи Кэт, - Герман крепко сжимает руль, - просто замолчи.

Кэт пожимает плечами, отворачивается к окну и тихо смотрит на дорогу.

Ее муж кусает губы, но через несколько минут  устало произносит:

- Какая же ты глупая.

«Придумала себе странные причины быть со мной. Возможно, ей нравится преодолевать себя? ощущать себя  героиней, мученицей, святой?   Может, так  ее существование кажется значительнее? Или, вот еще причина, - делать все назло своей матери. Доказать, что свою жизнь она будет делить с тем, кем хочет? Или, ну это уж совсем фантастичная версия, она тоже ждет не дождется восстановления памяти Германа? И пусть эта история касается ее только мельком, но Кити - тоже ее персонаж, и будет в ней, пока, - Герман задерживает дыхание, - пока она не закончится».

- Мученица ты моя, - Герман пальцем шутливо касается горячей щеки жены.

Кити фыркает и бьет его по руке.

 

Лифт едет  медленно, Кэт опустила ресницы и кажется очень тихой. Герман разглядывает усталое лицо жены, слегка влажные губы, опухшие глаза. Берет ее за руку и слегка сжимает. Кэт поднимает удивленный взгляд, по-прежнему молчит, но подходит ближе, прижимается,  он ощущает какая она горячая, и тает от одного вида ее закушенных губ.

 

В темном коридоре Кэт набрасывается на него с поцелуями. Герман одной рукой притягивает ее к себе, другой пытается расстегнуть молнию на платье. Кэт кусается, змеей выскальзывает из узкого платья и встает перед мужем на колени. Прижимается щекой к ширинке, поднимает голову и шепчет:

- А так она тебе делала, милый?

Герман, секунду назад возбужденно глядящий на  женщину у своих ног, сейчас испытывает только желание оттолкнуть. Он понимает, о ком она. Такие разговоры не редкость в последнее время. Стоило Герману однажды заикнуться о своих снах, как Кэт только и делает, что говорит ему гадости.

- Она тебя трогала, вот здесь, здесь? - Кэт ведет ладошкой по паху, сжимает его полувставший член. Герман слабыми руками отталкивает ее.

- Меня никто не трогал, прекрати так себя вести.