Виктор поднял взгляд на притихшего Лёню и заметил, как по щекам того текут слезы. Весь гнев моментально испарился, уступив место другому чувству:
-Ты чего? - спросил он, придвигаясь и обнимая его.
Лёня сначала сделал попытку уклониться, но неожиданно, уткнулся Виктору в плечо и заплакал по-настоящему.
-Перестань, все нормально. Уедешь, я буду тебя вспоминать. Мне так хорошо никогда еще не было, - говорил Виктор, гладя его по волосам.
-Замолчи, - прошептал Лёня, - Замолчи, пожалуйста, ты не то говоришь. Ведь ты подумал, что я вот так с каждым? Что мне это ничего не стоит, что у меня веселая жизнь? А на самом деле... Ты не знаешь, как мне одиноко. Меня никто не любит. Ни один человек на земле.
-Как, не любит? А родители? А бабушка?
-Бабушка умерла в прошлом году, а я даже не прилетел с ней проститься. Она меня действительно любила и хотела, чтобы я с ней остался. Родители считают меня своим горем. Осталась только тетка, ее старшая дочь. Она единственная, кто не отвернулся от меня, когда узнала, что я гей. Она тоже не понимает этого, но она меня жалеет. У нее нет своих детей, и я для нее всегда был дороже, чем для матери. Но она здесь, а я улетаю с Кевином.
-Кто это?
-Мой бойфренд, с которым я прилетел сюда. Я тебе не говорил разве?
-Ты говорил о студенте скульпторе, но не упоминал, что он твой бойфренд.
-Потому, что он не мой, хоть и считает меня своим. Я ему нужен, как украшение, как вещь, как его сексуальная принадлежность, хотя у него и помимо меня их хватает. Он их меняет чуть ли ни каждую неделю, а меня держит для утешения, когда бросает очередного. Он же звезда. Им должны все восхищаться, он без этого не может. Я сначала был на седьмом небе, когда мы познакомились. И от него самого, и от того, какой он в постели. Меня полюбил такой парень! Только очень быстро понял, что это не он меня, а я его полюбил. Я готов был для него на все, но каждый раз убеждался, что ему это не нужно. Ему вообще ничего не нужно, кроме как ублажать себя. Никуда, кроме клубов, мы с ним не ходили, а там он вел себя так, что мне лучше было бы это не видеть. Да и вообще, это не для меня. Мне понравилось там только в первый раз, а потом стали противны эти развлечения в поисках секса. Сколько потом было пролито слез. Особенно, когда про меня все открылось родителям, и мы стали чужими людьми.
-Как открылось?
-Какая разница - как? Факт, что открылось. Мать плакала несколько дней и упрекала отца за то, что он мы оказались в Америке. Она считает, что это Америка сделала меня геем, а теперь сделает наркоманом, и еще не знаю кем. Я дома инородное тело. С матерью мы еще как-то общаемся, хотя она в каждом моем шаге видит только воображаемые порочные наклонности, а отец меня вообще не замечает. Мне кажется, он комплексует, что от него родился такой сын. Вот такая у меня там жизнь. Я летел с тайной надеждой остаться здесь, встретить настоящего друга, а вместо любви чуть не нашел гибель. Прости, я не должен был тебе рассказывать... Но я... Мне нужно кому-то рассказать. В Америке меня не поймут.
-То, что ты чуть не нашел гибель, связано с твоими поисками любви? - спросил Виктор, когда он затих, - Если не хочешь, не отвечай.
-Я купил рекламу, где печатаются такие объявления, и позвонил по самому, как мне показалось, душевному. Его опубликовал уверенный в себе, состоявшийся человек тридцати лет. Мне стало тревожно, когда на встречу пришел совсем молодой парень, но он сказал, что тот человек сам на встречи не ходит, а он проводит меня к нему. Всю дорогу твердил, какой тот богатый и как мне повезло. Когда вошли в парк, мне стало не по себе, а когда нас стали догонять еще трое, я обо всем догадался, но было уже поздно. Надо было уйти еще от метро, но я...
-Как выглядел тот, что с тобой встречался? - перебил Виктор, - Лет семнадцать, высокий, широкоплечий, круглолицый, смотрит исподлобья?
-Да. Откуда ты знаешь?
-Они ехали в моем трамвае. Все четверо. И этот грозил мне, чтобы я ничего не говорил про них, если спросят. Я довез их до метро, а потом развернулся и приехал туда, где они садились. Прошел по их следам. Ну... Остальное ты знаешь.
-Так ты... Ты специально возвращался? Зачем? Почему ты не сообщил в полицию? Ты испугался их угроз? У нас...
-У вас - не у нас, - опять перебил Виктор.
-Но тебя же самого могли обвинить.