Выбрать главу
му заявление тетки, свое, свой паспорт, фотографии и вот это... Он положил на стол запечатанный конверт. -Если что, вот телефон, позвонишь, скажешь, что ты от Екатерины Петровны. Прости, что покидаю тебя, мне нужно на работу. Я позвоню тебе с линии поле десяти вечера. Там тебе надо быть после семи. Сделай это, Малыш.  Оставив Лёню неподвижно сидящим  за столом, Виктор начал одеваться. -Я ухожу... Лёня встал, вышел в прихожую и с горечью в слегка повлажневших глазах посмотрел на него. -Прости меня, - тихо сказал он, целуя Виктора в губы. Сегодня лицо Виктора не светилось радостью. Откатав два рейса, он вышел на остановке у Севастопольского проспекта, и невзирая на недоуменные лица пассажиров, направился к уличному телефону. -Да, - послышался из трубки голос, напомнивший ему тот, что он слышал в тот день, когда, вернувшись домой, нашел диван пустым. Виктору почему-то вдруг показалось, что сегодня может произойти то же самое, и от этой мысли у него даже задрожали руки. -Это я. Сходил? -Да, - коротко ответил Лёня. -Передал? -Да. Он сказал, что двадцатого я могу получить паспорт в милиции. -Понятно. Отдыхай. Я приду как всегда. Виктор повесил трубку и поспешил к вагону, позади которого уже названивал  догнавший его трамвай другого маршрута. Двадцатого у Виктора был выходной, и они, позавтракав, отправились за паспортом, а оттуда к Лёниной тетке. Виктор поехал вопреки своему желанию. Мысль о том, что пожилой человек, воспитанный в других традициях, будет невольно рассматривать его через какую-то призму, не доставляла радости. В милиции Лёня пробыл недолго, и выйдя, помахал перед ним в воздухе новым паспортом. -Поздравляю, - улыбнулся Виктор. Старый дом в переулках Замоскворечья, к которому привел его Лёня, своими пятью этажами мог потягаться по высоте с современным девятиэтажным. Подъезд с широкой лестницей и высокие массивные двери навевали мысли о чем-то давно ушедшем. И облик пожилой женщины, открывшей им дверь, напомнил о том же. При виде Лёни ее глаза засветились теплом, а лицо озарилось улыбкой. На Виктора она посмотрела сдержанно, и после обмена приветствиями, тут же отвела взгляд. -Ну, как ты? Как дела? - спросила она Лёню. -Все в порядке, теть Тат, - он достал и показал ей паспорт, - Вот прописка. Спасибо Вилу, избавил от хождений по мукам. -Мы вам очень признательны, - вежливо улыбнулась Виктору женщина. -Всегда рад помочь хорошим людям, - с такой же вежливой сдержанностью ответил он. -Проходите, - она сделала жест в сторону кухни, откуда уже пахло чем-то вкусным. Они разделись и уселись за стол. Женщина поставила перед Лёней тарелку борща с лежащим в ней большим куском мяса, и стала наливать такую же Виктору. -Тетя Тата всегда в первую очередь обедом кормит, -  с улыбкой заметил Лёня. -Так было принято на Руси, - отозвалась та, - А знаете, почему? Россия большая, и пока человек, идя в гости, преодолевал расстояние, он успевал проголодаться. -Ну, мы-то не такое большое расстояние преодолели, - вставил слово Виктор, стремясь подавить неловкость. -В этом доме всегда сохраняли традиции, - пояснил Лёня. -И я считаю это правильным, - подтвердила женщина. -Смотря какие, теть Тат. Пить много тоже русская традиция и матом ругаться через каждое слово. -Любишь ты спорить, - улыбнулась та, - С детства такой. Пить, это уже привнесенное, а что касается мата, то его, строго говоря, русским вообще не назовешь. Это с татаро-монгольского ига пошло... -Тетя Тата просветит, послушай, - улыбнулся Лёня, обращаясь к Виктору, - она мне уже значения всех матерных слов растолковала. Я, например, не знал, что хер, это всего лишь буква старорусского алфавита. -Кушай, озорник, - рассмеялась женщина, - потом все расскажешь Виктору, простите, как вас по отчеству? -Петрович. Да можете просто Виктор, - чуть смутившись, ответил тот. -Татьяна Викентьевна, очень приятно. Если бы она при этом протянула руку для поцелуя, Виктор сделал бы это. Ему вдруг неожиданно самому захотелось так сделать, насколько способствовали ситуации ее облик, интонации голоса и вся окружающая обстановка. Мебель, стоявшую на кухне, и ту, что он успел разглядеть через незакрытую дверь комнаты, хоть и нельзя было отнести к антикварной, но и старой назвать язык не поворачивался. Ее хотелось назвать старинной. Как и тарелки, в которые был налит борщ, и всю остальную, стоящую на столе, посуду. Было видно, что эти вещи служат людям не один десяток лет. -Я еще из этой чашки пил, когда мне пять лет было, - как бы угадав его мысли, сказал Лёня. -Да.  Многие из нее пили, - заметила Татьяна Викентьевна, и на ее лицо набежала тень скорби. После обеда Татьяна Викентьевна пригласила их в комнату. Обстановка состояла из книжного шкафа, на прогнувшихся от времени и тяжести полках которого, плотно стояли книги, среди которых можно было заметить корешки еще дореволюционных изданий, гардероба, овального стола посредине, кровати и пианино. В углу стояла красивая лампа с изваянием, за столом диван, а под потолком висела люстра из потемневшего от времени редкого металла. Потемнели и высокие потолки, а рисунок с линолеума, покрывавшего пол, был стерт ногами. Выцвели и местами потрескались обои. Похоже, ремонт здесь делался последний раз тоже не один десяток лет назад. Однако все то, что было доступно заботливым женским рукам, выглядело идеально чистым. -Наша семья, - кивнул Лёня на висящий на стене групповой портрет в рамке, - Угадай тетю Тату. С портрета на Виктора смотрел молодцеватый мужчина в сюртуке, женщина в платье прошлого века, держащая на коленях младенца, а между ними - трое девушек в опрятных строгих платьях. -Неужели это Татьяна Викентьевна?- спросил Виктор, указывая взглядом на младенца. -Как сейчас, вылитая, - засмеялся Лёня. -Виктор Петрович просто догадался, - улыбнулась та. -Теть Тат, а давай посмотрим наш семейный альбом. -Если Виктору Петровичу будет интересно... -Интересно, интересно, - заверил Лёня. Татьяна Викентьевна достала из шкафа альбом, и они втроем уселись на диван. -Это братья и сестры наших бабушки и дедушки, - комментировала она, перелистывая страницы с пожелтевшими от времени фотографиями, - Это сестры мамочки, у бабушки их было трое... Моя мамочка самая младшая... Вот она, только закончив гимназию... А вот на работе, она была сестрой милосердия... Вот муж ее старшей сестры, а вот средней, тети Кати, оба были репрессированы... Тети Катин сынок, Коля, погиб на войне... Это мы гуляем в сухановском парке... Мы каждое лето снимали там дачу неподалеку. Дедушка не захотел строить свою, он вообще был не стяжатель, предпочитал обходиться минимумом... -А кем он был? - поинтересовался Виктор. -Простым служащим на фабрике, но бабушка не работала. Она была настоящей хозяйкой, воспитывала детей, вела дом. Хотя сама была почти неграмотной, всем дочерям сумела дать образование, а главное - передала умение вести хозяйство. Научила шить, готовить, растить детей, экономить, при том, что все всегда были сыты... Морщинистые руки все листали и листали страницы, перед Виктором проходила череда незнакомых лиц, и ему стало казаться, что их всех, таких разных, объединяет что-то неуловимое, дающее основание назвать членами одной семьи. И еще показалось, что это что-то до сих пор витает здесь, в этих стенах. Что оно осталось, несмотря на то, что этих людей уже нет, что эту семью не минуло ничего - ни война, ни репрессии, ни все другие напасти, постоянно сменяющие одна другую. И слово "мамочка" в устах престарелой женщины не звучало юродством. -Нас здесь одиннадцать человек жило, - рассказывала Татьяна Викентьевна, - Всех мужей мы приняли в семью. Бабушка так решила, а ее слово в доме было законом. -Где же вы помещались? - поинтересовался Виктор. Квартира была хоть и в старом доме, но состояла всего из двух небольших смежных комнат. -Мне тоже это сейчас кажется невероятным, - улыбнулась Татьяна Викентьевна, - Но помещались как-то. Это была наша семья, а наша - значит наша, и никто не роптал. Она рассказывала, пока не посмотрели все до конца. -Ну вот, - завершила Татьяна Викентьевна, закрывая альбом, - После смерти бабушки, хозяйкой дома стала тетя Лена, потом мамочка, а теперь, выходит, что я. Хотя, какая из меня хозяйка? Просто больше никого не осталось. Я очень рада, что Лёня вернулся. Так сложилось, что он у нас единственный... Похоже, она хотела сказать что-то еще, но опустила глаза и предложила: -Пойдемте пить чай. Все вместе вышли на кухню. Татьяна Виентьевна полезла в шкаф, и на лице ее отразилось замешательство: -Ну надо же, про хлеб забыла. -Я сбегаю, - вызвался Лёня, - Тетя Тата по старинке живет - без хлеба никуда. Я скоро... Не слушая возражений тетки, он надел куртку и ушел, оставив их одних. Виктор опять ощутил сгладившуюся уже было неловкость. -Виктор Петрович, - заговорила Татьяна Викентьевна, расставляя на столе вазы с печеньем и конфетами, - извините меня. Так сложилось, что я оказалась в курсе ваших с Лёней отношений. Должна вам со всей откровенностью признаться, что я этого не понимаю и не пойму никогда, но... раз у него... у вас... это проявляется не так, как у других... я не хочу вмешиваться. Я только хочу вас попросить об одном - будьте, пожалуйста, снисходительны к Лёне.  -Если вы настаиваете, Лёня может жить с вами, - сказал Виктор, опустив глаза. -К сожалению, он предпочитает жить с вами. Буду до конца откровенна, вы производите впечатление серьезного человека, я ожидала увидеть в вас нечто другое, но я не знаю, как у вас... У таких, как вы... Насколько серье