- Теперь понял? - спросил Смирнов, стоило Роджерсу выпрямиться. - Не с ним же его отправлять. В лучшем случае останется древень без языка, и, сам понимаешь, кому такой он будет нужен. Извини, все корабли разведки задействованы.
Он вздохнул и затушил сигарету о край трапа, а затем почесал руку, обвитую запыленным бинтом от запястья до локтя.
- Все еще болит? - поинтересовался Роджерс для приличия.
- Нет, - ответил полковник. - Чешется, правда, страшно. Но кора уже отходит, - сказал он и в доказательство отколупнул выглядывающий из-под повязки кусочек возле запястья. - Ты, кстати, сколько с нами?
- Три года. Три д-о-лгих года. Ровно столько я не видел жену и сына, - сказал Роджерс и, помолчав, с улыбкой добавил: - А еще я чертовски соскучился по черемуховому торту.
- Понятно, - кивнул полковник. - Ну, как говорится, ни пуха ни пера.
- К черту, - произнес Роджерс мрачно.
Они пожали руки, и полковник нырнул под корабельный нос, в полутора метрах нависающий над землей. А капитан выбросил окурок и хотел уже было ступить на трап, как вдруг услышал знакомый звук. "Фрике, фрике, фрикс", - послышалось рядом.
Роджерс посмотрел под ноги и, естественно, увидел фрикеса. Зеленокожий зверек проскочил между расставленными армейскими ботинками. А дальше...
Капитан сам не понял, зачем он раздавил эту безобидную тварь. То ли потому, что напоследок хотелось сотворить какую-нибудь гадость этому миру, забравшему у него друзей, едва не погубившего его самого и воспитавшему ненависть ко всему растительному; то ли от гнева, который по-прежнему бурлил внутри из-за приказа Смирнова; то ли еще отчего. Но впервые за время пребывания в чужом мире Роджерс почувствовал приятное, чуточку ноющее облегчение - и с ним ступил на борт корабля...
Кто бы знал, с каким удовольствием капитан уселся за штурвал - словно новичок, впервые очутившийся в кабине настоящего корабля, а не симулятора из летной академии. Прохладный воздух, гоняемый кондиционером, фотография жены и сына, приклеенная к стеклу чуть выше приборной панели, и мягкое кресло, подстраивающееся под изгибы тела, - все это, подобно успокоительному, в считанные секунды избавило Роджерса от накопившейся злобы.
Он улыбнулся фотографии и радостным голосом вызвал диспетчера:
- Башня семь, это Грифон сорок три. Прошу разрешения на взлет.
Ответили без промедления, чему капитан совсем не удивился. Все-таки в том, что он вез верховного древня, были свои плюсы.
- Грифон сорок три, - хрипнули динамики, - взлет разрешен. Удачного полета.
Сквозь толстое стекло Роджерс посмотрел в небо. Казалось, именно от его взгляда корабли разлетелись в стороны, освобождая путь к гиперпространственным вратам, похожим на огромный вращающийся барабан, где вместо кожи ярко мерцала синева.
Пальцы привычно прошлись по панели управления, щелкая язычками тумблеров и мягко вдавливая подсвеченные кнопки.
- Домой, - прошептал Роджерс, вслушиваясь в шум двигателей. - Наконец-то домой.
***
Они жили в большом городе. В спокойном районе, в новом небоскребе, на тридцатом этаже. У них была хорошая квартира с широкими окнами, высокими потолками и просторными комнатами. В ней было все, о чем мечтали многие семьи, - от няни-робота до автомата, готовящего каппучино. Все... кроме него.
Сегодня она отпросилась с работы пораньше, чтобы испечь черемуховый торт на День рождения сына. Обычный черемуховый торт, который можно было заказать в любой кондитерской, не тратя понапрасну ни сил, ни времени - только несколько евро.
Но она вдруг решила приготовить его сама, хотя ей, как всегда, было некогда, хотя ей так давно не приходилось этого делать, что было страшно - а получится ли? Так или иначе, ей внезапно захотелось помять тесто привыкшими к клавиатуре руками, растопить шоколад, чтобы полить им горячий торт, вспомнить запах домашней выпечки, вывести собственными руками поздравительную надпись из крема и воткнуть все десять свечей.
Несмотря ни на что, торт вышел славным. Нисколько не подгорел и пропекся со всех сторон; поздравительная надпись получилась на удивление ровной, словно была сотворена бездушным расчетливым автоматом, а не руками уставшей женщины. И сын, и его друзья, и их родители ели торт с большим удовольствием.
Вечером, когда гости уже разошлись, она, как обычно, зашла в детскую.