– Станция Дельта, – сказал помощник. – Даю максимальное увеличение.
Снова на черном экране появилось изображение неуклюжей громады ядерного планетолета. Вспышки плазмы под его куполом стали неровными, неритмичными, и казалось, что это огромное чудовище судорожно перебирает черными толстыми ногами. Рядом возникли смутные очертания аварийных роботов. Они приближались осторожно, отскакивая при каждом рывке ядерной ракеты.
Диспетчер и помощник глядели во все глаза. Диспетчер, вытянув шею до отказа, шептал:
– Ну, Турнен… Ну… Ну, голубчик… Ну…
Роботы задвигались быстро и уверенно. Цепкие титановые щупальца с двух сторон протянулись к ядерной ракете и вцепились в растопыревные столбы-колонны. Одно из щупалец промахнулось, попало под купол и разлетелось в пыль под ударом плазмы («Ай!» – шепотом сказал помощник). Откуда-то сверху свалился третий робот и вцепился в купол растопыренными блестящими манипуляторами. Ядерная ракета медленно пошла вниз. Мерцающее сияние под ее куполом вдруг погасло.
– Ф-фу… – пробормотал диспетчер и вытер лицо рукавом халата.
Помощник нервно засмеялся.
– Как кальмары – кита, – сказал он (когда-то он работал в Океанской охране). – И куда же его теперь?
Диспетчер спросил в микрофон:
– Турнен, куда ты его ведешь?
– Я веду его на наш ракетодром, – сказал Турнен не спеша. Чувствовалось, что он слегка задыхается. Диспетчер вдруг ясно представил себе его круглое, лоснящееся от пота лицо, освещенное экраном.
– Спасибо, Турнен, – сказал он с нежностью. Он повернулся к помощнику: – Дай отбой тревоги. Выправь график, и пусть возобновляют работу.
– А ты? – жалобно спросил помощник.
– Я лечу туда.
Помощнику тоже хотелось туда, но он только сказал:
– Интересно, из Музея космогации ничего не пропало? – Дело близилось к более или менее благополучному концу, и он был теперь настроен довольно благодушно.
– Ну и вахта! – сказал он. – У меня до сих пор поджилки трясутся…
Диспетчер пощелкал клавишами, и на экране открылась холмистая равнина. Ветер гнал по небу белые рваные облака, рябил темные лужицы между кочками, поросшими чахлой растительностью. В маленьком озерце барахтались утки. Давно здесь не опускались звездолеты, подумал помощник. Ракетодром был почти заброшен с тех пор, как звездоплавание перешло на Д-технику. Д-корабли стартовали только в Пространстве.
– Кто же это все-таки? – сказал диспетчер сквозь зубы.
– Скоро узнаешь, – с завистью ответил помощник.
Утки неожиданно поднялись и редкой стайкой помчались прочь, изо всех сил размахивая крыльями. Облака закрутились воронкой, смерч воды и пара поднялся из центра равнины. Исчезли холмы, исчезло озерцо, понеслись в облаках бешеного тумана вырванные с корнем чахлые кустики. Что-то огромное и темное мелькнуло на мгновение в клубящейся мгле, что-то вспыхнуло алым заревом, и видно было, как холм на переднем плане задрожал, вспучился и медленно перевернулся, как слой дерна под лемехом мощного плуга.
– Ай-яй-яй! – проговорил помощник, не сводя глаз с экрана.
Но он уже не видел ничего, кроме быстро проплывающих белых и серых облаков пара.
Когда вертолет опустился в сотне метров от края исполинской воронки, пар уже успел рассеяться. В центре воронки лежал на боку ядерный корабль, толстые тумбы реакторных колец его непривычно глупо и беспомощно торчали в воздухе. Рядом лежали, зарывшись наполовину в горячую жидкую грязь, вороненые туши аварийных роботов. Один из них медленно втягивал под панцирь свои механические лапы. Над воронкой дрожал горячий воздух.
– Нехорошо! – пробормотал кто-то, пока они выбирались из вертолета.
Над головами мягко прошуршали винты – еще несколько вертолетов пронеслись в воздухе и сели неподалеку.
– Пошли, – сказал диспетчер, и все потянулись за ним.
Они спустились в воронку. Ноги по щиколотку уходили в горячую скользкую жижу. Они не сразу увидели человека, а когда увидели, то разом остановились.
Он лежал ничком, раскинув руки, уткнув лицо в мокрую разрыхленную горячую землю, прижимаясь к ней всем телом и дрожа, как от сильного холода. На нем был странный костюм, измятый, словно изжеванный, непривычного вида и расцветки, и сам человек был рыжий, ярко-рыжий, и он не слышал их шагов. А когда к тему подбежали, он поднял голову, и все увидели его лицо, бело-голубое и грязное, пересеченное через губы багровым шрамом. Кажется, этот человек плакал, потому что его синие запавшие глаза блестели, и в этих глазах была сумасшедшая радость и страдание. Его подняли, подхватив под руки, и тогда он заговорил.
– Доктора, – сказал он глухо и невнятно: ему мешал шрам, пересекающий губы. Сначала никто не понял его, никто не понял, какого доктора ему нужно, и только через несколько секунд все поняли, что он просил врача.
– Доктора, скорее… – сказал человек. – Штурману Кондратьеву очень плохо…
Он переводил расширенные глаза с одного лица на другое и вдруг улыбнулся:
– Здравствуйте, праправнуки…
От улыбки затянувшийся шрам открылся, и на губах повисли густые красные капли, и все подумали, что этот человек улыбался в последний раз очень давно. В воронку, скользя и спотыкаясь, спускались люди в белых халатах.
– Доктора, – повторил рыжий и обвис на поддерживавших его руках, запрокинув бело-голубое грязное лицо.
Четверка обитателей 18-й комнаты была широко известна в пределах Аньюдинской школы. Это было вполне естественно. Такие таланты, как совершенное искусство подражать вою гигантского ракопаука с планеты Пандора, способность непринужденно рассуждать о девяти способах экономии горючего при межзвездном перелете и умение одиннадцать раз подряд присесть на одной ноге, не могли остаться незамеченными, а все эти таланты не были чужды обитателям 18-й.
История 18-й началась еще тогда, когда их было всего трое и у них не было еще ни отдельной комнаты, ни своего учителя. Но уже тогда Генка Комов, известный более под именем «Капитан», пользовался неограниченным авторитетом у Поля Гнедых и Александра Костылина. Поль Гнедых – он же Полли или даже Либер Полли – был известен как большой личной хитрости человек, способный на все. Александр Костылин был, несомненно, добродушен и стяжал себе славу в битвах, связанных с применением не столько ума, сколько физической силы. Он терпеть не мог, когда его звали попросту Костылём (и не скрывал этого), но охотно отзывался на кличку «Лин». Генка Капитан, в совершенстве изучивший популярную книгу «Трасса в Пространстве», знал много разных полезных вещей, был, судя по всему, способен без труда починить фотонный отражатель, не меняя курса космолета, и неутомимо вел Лина и Полли к славе. Так, например, широкую известность получили испытания нового вида топлива для ракет, проведенные под его руководством в школьном парке. Фонтан густого дыма взлетел выше самых высоких деревьев, а грохот взрыва могли слышать все, кто находился в этот момент на территории школы. Это был незабвенный подвиг, и долго еще после этого Лин щеголял длинным шрамом на спине и везде ходил голый по пояс, так что шрам был открыт взорам завистников. Именно эта тройка возродила древние игры африканских племен – прыжки с деревьев на длинных веревках, заменяющих (как показал опыт – недостаточно) лианы. Они же ввели в употребление сварку пластиков, из которых была сделана одежда, и неоднократно использовали это умение для обуздания невыносимой гордости старших товарищей, которым было разрешено плавание в масках и даже с аквалангами. Однако все эти подвиги хотя и покрывали их славой, но не приносили желанного удовлетворения, и тогда Капитан решил принять участие в работе кружка юных космонавтов, открывавшей блестящие перспективы кручения на перегрузочной центрифуге и возможность добраться до таинственного датчика космогационных задач.