Они были одни на дороге. По этому шоссе и вообще никогда оживленного движения не происходило, а сегодня к тому же воскресенье – ни единой машины.
– Трудно здесь? – спросил Михаил вполголоса.
– Узнаешь сам, – широко улыбнувшись, ответил Уткин.
Это был фрагмент их разговора, происходившего в
Одессе. Только в тот раз вопрос задал Уткин, а Тульев ему ответил так: «Узнаешь сам. Зачем тебя заранее пугать или, наоборот, успокаивать? Прыгнул в воду – плыви, а то утонешь…»
Они сошлись, подали друг другу руки.
– Давно? – спросил Михаил.
– Вчера.
– Рад тебя видеть, Уткин. – Улыбка Михаила была непритворной.
Он действительно испытывал в этот миг настоящую радость. Но все же в нем работала тайная мысль. Сотрудникам Центра категорически запрещалось откровенничать между собой, но чем черт не шутит… Тут как-никак имелись сближающие обстоятельства.
– Я тоже очень рад, – сказал Уткин.
– В город собрался?
– Не мешало бы.
– Сегодня все закрыто – воскресенье. Ты, наверное, в магазин хочешь?
– Да так, вообще… Не грех бы и по баночке…
– Я с удовольствием. Садись.
В машине Уткин спросил:
– Это твоя?
– Нет, Монаха. Беру, когда надо. У него другая есть, новая.
– Ты, значит, с начальством на равных?
Разуверять Уткина было неразумно.
Михаил сказал с достаточной небрежностью:
– Не целуемся, конечно, но жить можно.
Михаил развернулся и быстро набрал скорость.
– Куда думаешь? – спросил Уткин.
– Куда хочешь. Можем в «Континенталь». Бывал там?
– Уже не помню… Мне, понимаешь, пока шляться не велели.
– Тогда надо где потише. Сегодня наших в городе много.
Михаил показал на приборную панель, приложил палец к губам. Уткин понял, покрутил в воздухе пальцем: мол, записывать могут? Михаил кивнул, и до города, минут десять, они промолчали.
Свернув на кольцевую дорогу, Михаил обогнул город и на тихой окраинной улице, застроенной трехэтажными кирпичными домами, остановился недалеко от маленького пансионата «Луиза», в ресторане которого он изредка обедал, когда слишком приедались кушанья их казенной столовой. Как он и ожидал, в крошечном, на шесть столиков, зале не было ни души. Хозяин, с которым Михаил был знаком, пожилой вдовец, сказал, что сам обслужит их. Но есть они пока не хотели.
Сели за столик у задернутого гардиной окна, и Михаил сказал:
– Что будем? Покрепче?
– Нет, давай винца, – сказал Уткин. – Мозельского. Не очень кислого.
Хозяин пошел за вином.
– Водка надоела? – усмехнувшись, спросил Михаил.
– Я там не злоупотреблял.
– Примерный труженик?
– А что? На Доске почета висел.
– Долго же ты куковал.
– Без малого восемь лет… Лучший техник районного телефонного узла…
– Вообще-то работенка не пыльная, – сказал Михаил.
– Это верно.
– А отсюда не дергали? – Это был первый вопрос по существу, и Михаил с надеждой ждал, что Уткин не уклонится от прямого ответа.
– Только раз. Под самый конец, – без всякого колебания откликнулся Уткин.
Михаил понял, что правил разведцентра Уткин придерживаться не будет. Восемь лет постоянной бдительности чего-нибудь стоят. Должен же человек когда-нибудь расслабиться. Однако, чтобы не насторожить Уткина, Михаил торопить события не стал.
Хозяин принес вино, фрукты и жареный миндаль в вазочке.
Они выпили, Михаил дожевал миндаля, слушая, как он повизгивает на зубах.
Полковник Марков в одном из своих писем рассказал
Михаилу, что Уткин посещал его жену Марию, и сейчас
Михаила подмывало спросить, как она выглядит, какое впечатление произвела. Но этого, конечно, делать было нельзя. Оставалось надеяться, что Уткин сам заведет разговор – не под влиянием алкоголя (от этого легкого вина человек, знакомый с водкой, особенно не опьянеет), а просто поддавшись благодушному настроению.
– Кто там не был, нас не поймет, – тихо сказал Михаил.
– Точно.
Еще помолчали. И снова первым заговорил Михаил:
– Да-а… Восемь лет – не восемь дней.
– Вообще-то я думал, хуже будет, – сказал Уткин. – А
оно ничего страшного. Тягомотина, конечно.
– Ну, это ты немножко забыл, наверно, – добродушно возразил Михаил. – Я тебя тогда в Одессе увидал, думаю: парень, как бычок на веревочке, на бойню ведут.
– Это верно, дрожь в коленках была. Но недолго. А
потом жил – не думал. Если б не эти чертовы «Спидолы», вообще забыть можно, кто я такой.