— Говорите, пожалуйста, тише. Я покажу вам документы, только чуть позже.
Ему вдруг пришла в голову мысль, что Линда Николаевна, если пожелает, может устроить вот тут, на стоянке, истерику, выйдет публичный скандал, и тогда все задуманное полетит к чертям. Но, к счастью, она органически не была способна на истерику, даже деланную.
Подошла их очередь. Оба поместились на заднее сиденье.
— Курский вокзал, — сказал Семенов шоферу.
Потом он показал Линде Николаевне свое служебное удостоверение. До вокзала, куда приехали без десяти два, они молчали.
Семенов купил себе билет (Линда Николаевна сказала, что у нее билет есть, но забыла сказать, что она ради экономии времени купила, отправляясь в Москву, билет и для Воробьева).
Едва вошли в электричку — она тронулась. Вагоны были полупустые, и они сели в третьем от хвоста, у окна на теневой стороне, друг против друга.
— Мы пойдем к вам домой? — спросил Семенов, возобновляя прерванный разговор.
— Дома у меня делать нечего, там никого нет.
— Я ведь серьезно, Линда Николаевна. Мы же с вами вроде договорились.
Вот теперь Линда Николаевна была спокойна уже по-настоящему. Словно что-то для себя окончательно решила и не испытывала колебаний. Но и Семенов обрел то ровное настроение, которое сам он называл рабочим.
— Я тоже не шучу, — сказала она.
— Где должна произойти встреча?
— У рынка. На автобусной станции.
— Во сколько?
— От четырех до пяти.
Линда Николаевна говорила чистую правду, и ей было хорошо и спокойно.
— Чтобы не задавать лишних вопросов, может, вы сами объясните, как все это должно произойти? — сказал Семенов.
— Ничего особенного. Я вас приведу к станции и уйду. А он вас сам увидит и подойдет.
— И больше никаких паролей?
— Нет, представьте.
Про сумочку она говорить не собиралась.
— С вокзала мы на чем поедем? — поинтересовался он.
— Там рядом.
Она откровенно его разглядывала, а это всякому неприятно.
— На мне что-нибудь написано? — спросил Семенов.
— Да нет, — отвернувшись к окну, сказала она. — Рядовой труженик.
— Кстати, как это вы определили, что я не тот, кого вы ждали?
— Не так отвечали.
— А как нужно?
— Многого хотите.
— Но это не имеет значения, раз уж мы едем вместе.
— Как знать…
Она смотрела в окно, и Семенов тоже позволил себе разглядеть ее хорошенько. Моложавость облика все же не могла обмануть — перед ним сидела старая женщина. Но держалась и выглядела она великолепно. Светло-лиловый костюм из плотного крученого шелка, дымчатая кружевная кофта со стоячим воротничком, скрывающим шею. На голове серая шляпа из рисовой соломки с пучком лиловых цветков… Серая кожаная сумочка лежала у Линды Николаевны на коленях, поддерживаемая обеими руками…
Рассматривал он Линду Николаевну не из пустого любопытства. Детали одежды, как известно даже школьникам, тоже могут служить условными знаками для посвященного. Простейшее рассуждение: если она ведет на — свидание к Брокману его, контрразведчика, то у них должен быть какой-то знак, которым она даст Брокману сигнал об опасности. Но какой? Может, у нее есть миниатюрный передатчик для работы на близком расстоянии?
— Разрешите, я посмотрю вашу сумочку, — сказал Семенов.
Не меняя позы, она отдала сумочку.
Ничего похожего на радиоаппаратуру он не обнаружил.
Говорить больше было не о чем. Оставшиеся полтора часа в жарком вагоне показались бы в другое время невыносимо скучными. Но у каждого из них было о чем подумать, и два десятка станций мелькнули быстро, словно электричка шла без остановок.
В 15.53 они приехали. От вокзала Линда Николаевна повела Семенова по прямой тихой улице, обсаженной по бокам старыми липами и застроенной невысокими, в большинстве двухэтажными домами дореволюционной архитектуры. Потом повернули на улицу с оживленным автомобильным движением, и еще метров за сто Семенов увидел деревянную арку с выцветшими красными буквами: «Колхозный рынок». Слева от арки — полукруглая площадь, заставленная автобусами, и в глубине ее — белый павильон автостанции.
— Где он будет? — спросил Семенов.
— Не знаю. Я вам уже объяснила.
Семенов все еще безуспешно ломал голову над вопросом: каким образом Линда Николаевна сообщит Брокману, что ведет чужого? Платочек, что ли, достанет из сумочки? Или шляпу снимет?
Строя предположения, Семенов тут же их и отвергал, ругая себя нехорошими словами. Если у них условлен знак, то непременно такой, чтобы не был заметен постороннему. Семенов ни на секунду не сомневался, что знак есть, но не мог его найти.