– Что-то случилось?
– Ничего не случилось. – Миша подпирал стену, стоя на одной ноге, скучая. – Я тоже хочу съездить. На выходные, с одноклассниками в Москву. Лесбия деньги дала.
– Поработать не хочешь? – спросил Матвей.
Миша усмехнулся.
– Потолки красить?
– Попрактиковаться в английском. В Москве в архиве. Попереводить документы.
Миша моргнул. Самоуверенность поколеблена.
– Я же учусь.
– Ты же в Москву. Совместил бы.
– Не знаю, – сказал Миша.
Матвей хлопнул его по плечу. – Нужен диплом о высшем образовании. Тебя не пустят.
– Это ты хочешь поработать, – догадался Миша.
– Точно. Вместе поедем.
Миша кивнул, как бы соглашаясь. Потом поднял глаза: – Их здесь оставим?
– Лесбия на что?
Миша выпрямился.
– Вот этого я не знаю. Это вы с ней разбирайтесь.
– Твое дело сторона?
– Слышь, у меня скоро свои дети будут, – сказал Миша грубо. – Я разберусь тогда, понял?
– Что, планируются?
– Ничего не планируются. – Миша наконец сломался. – Чё ты наскочил прямо? Что я, не помогаю?
– Помогай. – Матвей разложил черпаком пельмени в три тарелки. – Зови их к столу.
– А ты?
– Не хочу. Потом освободи им стол и усади за уроки. Сам приходи ко мне, будем французский поднимать.
– А хули толку, – сказал Миша.
– Ле парти дю дискюр, – сказал Матвей. Не мудрствуя, он просмотрел перед занятием пару видеоуроков из интернета – процентов на 80 бесполезных. Как выучить человека, у которого отсутствует минимальное желание. Это был второй их урок, на первом прошли фонетику, точнее – пролетели, не оставляя следов. Французское произношение Миша воспринимал как издевательство. Разницу между глаголами «ждать» и «слышать» ему объяснять было бессмысленно. В общем Матвей был с Мишей солидарен: толку никакого.
В то же время нельзя было совсем исключить резон Лесбии. Лесбия полагала, что нужно принуждать человека заниматься вещами неприятными и противными – пока остается возможность принуждения. Просочившееся против воли – по ее мнению – и составит стартовый капитал. Саму ее, судя по итогу, никто ничему не учил. Итог, как уже отмечалось, неплох: у нее был цепкий практический разум. Которым она для своих детей взыскала большего. Матвей на ходу попытался перестроить методику – отталкиваясь от Мишиного блистательного английского. Смысла в этом он не видел тоже: Миша был лентяй.
– Ты фильм посмотрел? – спросил Матвей по-русски – когда собственный голос, все 15 гласных и 17 согласных, стали казаться кваканьем, близким к тошноте. Думая о том, что фонетику надо совсем опустить. Зайти с другого конца.
Миша сидел с оловянными глазами и ловко зевал с закрытым ртом. Лишь подрагивание губ выдавало работу ушных мышц.
– А… Какой?
– «Вальсирующие». С субтитрами, – сказал Матвей. – Я тебе давал.
– Смотрел, – сказал Миша.
– Не понравилось?
– Нормально.
– Это значит яйца. Вальсирующие. Мужские тестикулы. На жаргоне.
Миша усмехнулся краем рта. Оценив попытку вызвать дух мужской солидарности. Посредством сведений, почерпнутых из интернета. Молодец у коня под пузом.
– Пиаф тебе нравится? – Матвей прислушался, что творится в кухне. Подозрительно тихо.
– Мне всё нравится, – сказал Миша. – Ты… дальше давай, да? Артикли… чё там. Или, если ты не хочешь учить меня, я сам прочитаю. Уже двадцать минут прошло.
– В институте ты будешь сидеть на «парах» полтора часа.
– Я туда пойду? В институт?
– Ouai, – сказал Матвей, закрывая фонетическую таблицу. – La leçon est finie. К следующему разу подготовь, пожалуйста, сочинение. Полстраницы на компьютере, четырнадцатым кеглем. Зачем мне нужен французский. На русском языке.
Миша откинулся на стуле.
– Можно, я сейчас? Устно.
– Давай.
– Зачем мне нужен французский… – Миша устремил глаза в потолок.
– Экспериментируй. Например, ты хочешь устроиться работать в Интерпол.
Миша, проснувшись, уставился на Матвея.
– Не хочу.
– Поступить в Иностранный легион. Эмигрировать в Канаду.
– Я вообще не хочу эмигрировать. Лесбия… – Миша осекся. – Не знаю, – сказал он скучным голосом. – Чего ты докопался до меня.
– Ибо они уте…
– Чё?..
– Когда ты изучил второй – кроме собственного – язык, ты получил понимание того, как можно по-другому думать. Прибавляя к этому еще один – ты начинаешь догадываться, что такое думать вообще. С двумя дополнительными языками мозги у тебя расширяются не в два – а примерно в четыре раза. Дальше берешь третий, четвертый, по нарастающей, славянских обязательно еще два, минимум. Это как стены падают – причем ты даже не догадывался, что они были. Это история, география, всё вместе, на ощупь, прямо у тебя во рту. Ты получаешь мир. Во всяком случае, немаленькую его часть.