Сколько мыслей о женщине – нельзя сказать, что их не заслуживающей, и они бы были – но иначе! Не в режиме актуальности. Мистическое продление отношений, реально не существующих.
Спрятал обратно карту. Не стал ломать. Цветочек на память. Вот настоящий современный семиотический знак, не то что на щеке.
По неизъяснимому стечению судеб место, где он снял комнату, было последним не изменившимся с конца восьмидесятых и, должно быть, даже тысячу восемьсот. Ни у одного, блядь, собственника не дошли руки расхуячить дом или – еще чего доброго – отремонтировать. Еще одно невероятное совпадение: то, что у него самого не дошли сюда ноги. В Адмиралтейском районе почти не бывал. Полное впечатление перестроечного Питера, лежащего в руинах. И – ноль узнавания.
Завернул на мусорку, присмотреть литровую или полулитровую банку. Таковых не оказалось.
Хозяйка обещала подогнать кастрюлю. И надувной матрас. Судя по тому, сколько предстоит тратить на еду, плита мне в ближайшее время не понадобится. Полная автономия обеспечена. Ну, почти. Без ванны все-таки не обойтись. Можно и этого, конечно, избегнуть, завести тазик и кувшин. И плескаться.
Замерзшая Фонтанка – которую можно было здесь пересечь в два взмаха – отделяла от Адмиралтейских верфей, начинающихся вплотную на том берегу. Это было прямо устье Фонтанки. Там, слева, впадает в залив. Всё во льду.
Он прошел по берегу до моста, пересек его и оказался у проходной. Вошел.
Десять шагов до турникета. Охранник в будке не обращал на него внимания.
На улице у проходной закурил. Из кармана торчала газета, которую поднял со стойки. «Адмиралтейские верфи».
Вернулся на мост, покачал ногой цепь. Развернул, тряхнув, свободной рукой.
Можно было и дома это сделать. Дома. Какое слово.
Верфи – режимное учреждение. Запредельные требования к квалификации. Слесарь по контрольно-измерительным приборам. Сборщик корпуса металлических судов. Профильное образование. Без корки. Без трудовой книжки. С таким трамплином сразу под мост. Отнимать у хозяйки назад семь тысяч, на пропой на три дня хватит.
Одна вакансия рассмешила – журналиста этой самой внутренней газеты. Следовало, не давая себе подумать, развернуться, идти, чеканя шаг, спрашивать у охранника отдел кадров.
Первая попытка, стало быть, неудачна.
Праздную труса. Чем? Еще одной сигаретой.
Он перешел мост и отправился вдоль гранитной реки, с любопытством поглядывая на валявшиеся на льду бутылки. Ноги несли легко. Солнце, мороз. Трое суток назад знать не знал, что здесь. Состоится приземление. Подъем-переворот. Обойдемся без психических клише. То, что накатывает как морок, вызывая тошноту, пусть скорей растворится под взглядом действительности. Так весны захотел. Широта та же, что у Ханты-Мансийска.
Возвращался затемно, из центра, полного огней, людей, платных толчков, ментов. Сенная площадь как новый Версаль. С местной сим-картой на кармане. Хлеб нес в руке, пачку овсянки, чтоб запаривать в кипятке. Кипятильник прихватил в вологодском хостеле – брошенный постояльцем, оставил взамен книгу – которую подобрал в другом. Питер Кэри, «Истинная история шайки Келли». Хорошая книга. Не дочитал.
Банок на мусорке не оказалось.
. . .
В апреле 2018 года он спал с открытым окном. Проснулся от ощущения удушья. Не сон. В окно входил воздух, которым дышать нельзя.
Он высунулся из окна, едва не вываливаясь. (Пятый этаж, под крышей.) Все тихо было, светло. И воздух. Химическая атака.
Он закрыл окно, в том числе и форточку.
Поискал мобильник. Нашел, валялся на полу. Пять часов утра.
Химией реально воняло какой-то. Вроде стирального порошка. Если подбросить его к небесам. В промышленном масштабе.
Стал одеваться. Остановился. Далеко собрался? На улицу. Там то же самое. Бежать, петляя, как заяц, искать, где вдохнуть.
Все спят. И я сплю. Помрем всем районом.
Свалился на матрас. Матрас был кит. Черный. Занимал по ширине всю комнату. Когда надо было к окну, он просто перекатывался. Днем ставил его на попа. Матрас был метр в высоту. Первое время належаться не мог. Подкачивал каждый вечер. В матрасе моторчик, подключается к розетке. Такого ложа у него не было никогда в жизни. Жалко тратить на одного. Он активно дрочил, представляя последнюю, занимающуюся сексом с преемником. Другие фантазии. Потом все это как-то накопилось, обратилось в противоположность. Матрас стал неприятен, заснуть на нем невозможно, метался от края к краю.