– У него есть комната в коммуналке, – рассказывает Колька. – Там живут какие-то, ему платят. А он на это живет на станции.
– Ты знал, что он там? – спрашивает Аня.
– Мы, конечно, рисковали, – соглашается Колька. – Но, с другой стороны – какой риск? Не он – так кто-нибудь другой. Я к нему так и попал, той зимой. А потом, весной, я у него жил полтора месяца. Помогал работать. – Колька смеется. – Мужик пьет один, нельзя же так.
– А эта… тетенька?
Колька пожимает плечами.
– Не знаю. Про тетенек не рассказывал. Мы просто пили. Хорошо, кстати, жили. Он другие истории рассказывал! – Колька думает. – Он, конечно, съехавший мужик, – замечает он, – но я тоже съехавший был: сама подумай, полтора месяца каждый день. И каждый вечер.
– Тебе это нравилось?
– А?.. Нравилось? Да, конечно. Очень. В этот раз он не слишком-то разговорчивый был… я так думаю, он обиделся, что я с тобой. А тогда он меня просто обрабатывал, как… плотник чурку. Я-то это почти сразу просек, но мне было интересно смотреть, что он со мной делает. А он, кажется, этого и сам не знал. Но ему было в кайф, это ясно. …Вот послушай, вспомнил. Раньше у спасателей, как и у всех, были планы. Планы по спасению утопающих. Не спасешь столько людей, сколько положено – тебе премию не дают. А если они не тонут?.. Спасатели выезжают в лодках, тихонько подплывают к какому-нибудь крутому пловцу… Тюк! – веслом по голове. Вытащили, откачали, квитанцию составили, все как положено. Потом премию обмывают.
– Ужас, – говорит девочка без тени улыбки.
– Нет, это фольклор. Да нет, ты врубись: это жизнь! Всё так и есть. …Вообще, тогда интересно было. Я всё забыл – вообще всё – каждое утро выходишь, никого, и только смотришь, как море оттаивает. А потом и вообще никуда уже не смотришь, и только Федор со своими историями. …Я когда в Ленинград после этого вернулся, со мной знаешь что сделалось? Когда я в метро попал, и на эскалаторе увидел эту людскую вереницу? Я стал хохотать, как сумасшедший. Люди такие смешные… гладкие.
Электричка едет, колеса стучат.
– Почему ты уехал? – спрашивает Аня.
– А, – Колька морщится.
– Я чуть не сдох, – говорит он. – Что-то с животом случилось. Термометра там не было, а интересно было бы посмотреть, сколько у меня натикало. Да! это тоже очень интересно было, наблюдать за этим делом. Я не сопротивлялся, я лежал и думал: вот, сколько меня уже мало во мне осталось. Паршиво, конечно, есть не можешь, всё насквозь пролетает, и день за днем. И болит. – Колька замолкает. – А Федор, – говорит он, – очень испугался. Я и очухаться не успел, он чуть ли не в шею меня выпер.
– В принципе, он прав, – говорит он чуть погодя. – Не тянешь – не лезь. Вот мужик – сколько ему лет, я не знаю. – Колька смотрит на девочку, и вдруг толкает коленом ее колено.
– Не ссы, Анька! – говорит он. – Наш поезд мчится к славе.
Девочка молчит.
Электричка едет.
16. День.
Возле главпочтамта – ряд междугородних автоматов. Возле одного стоит Юрьич и курит.
В автомате – Даша. Даша орет так, что здесь все слышно, голос у нее раздраженный и обиженный. «Слушай, у меня последняя пятнашка! Скажи маме, что я деньги получу, тогда еще позвоню! Ну пока. Что?!! Не знаю!!! Всё! Я говорю: пока!!! Всё». Дашка вешает трубку и вываливается из автомата. Она в шубе, но без шапки, выглядит она так, будто только что из парикмахерской.
– Дай! – говорит Дашка, забирает у Юрьича окурок и несколько раз затягивается.
– Ну что? – говорит Юрьич.
– А что? – говорит Дашка.
– Ну не знаю, – говорит Юрьич. – Куда теперь?
– Без понятия. – Дашка бросила окурок и растоптала его.
– Ну пошли к Неве, – сказал Юрьич.
– Зачем?
– Ну я не знаю, – сказал Юрьич. – Ну пошли еще куда-нибудь.
– Вот ёлки! – сказала Дашка.
Они вышли на Невский и пошли-таки к Неве.
– Слушай, – сказал Юрьич. – Они же не знают, что тебя выгнали, да?
– Нет, – сказала Дашка.
– А если б тебя не выгнали, ты бы была потом учительницей, да?
– Да, – сказала Дашка.
– Слушай, – сказал Юрьич. – А если они узнают?
– Слушай! – сказала Дашка. – Ты чего хочешь от меня?!
– Ты чего орешь? – обиделся Юрьич.
Некоторое время они прошли молча.
– Стрельни лучше сигарету, – сказала Дашка.
Юрьич стрельнул два раза, но промахнулся.
– Не дают, суки, – сказал Юрьич с досадой, вернувшись.
– Ты просто стрелять не умеешь, – объяснила Дашка и, шагнув к мужчине, идущему навстречу, спросила у него сигарету. Рассыпавшись в извинениях, тот оказался некурящим.
– Суки! – сказала Дашка.
– Тик, – сказал Юрьич тихонько.
– Можно пойти кофе попить, – предположил он затем.