Ему хочется почувствовать возле себя обнаженное женское тело — теплое, мягкое, шелковистое, касаться волос, глаз, губ. Это желание не имеет адресата. Перед закрытыми глазами возникают картины: автобусная остановка, внезапный порыв ветра приподнимает на девушке летнюю юбку, обнажая стройные ноги, в электричке напротив него сидит женщина, на ней платье с глубоким вырезом, время от времени он поглядывает на нее, женщина замечает это и улыбается ему понимающе, обнадеживающе… Темный кинозал, Леопольд вдруг ощущает подле своей ноги туфлю женщины, сидящей рядом. Это мимолетное прикосновение, миг, но нога делается тяжелой, ему хочется чуть отодвинуть ее, но не хватает сил, затем чудится, будто что-то давит на носок ботинка. Женщина ерзает на стуле. Леопольд напряженно смотрит на экран и не видит, что там происходит. Нога женщины рядом с его ногой чуть дрожит, и эта дрожь тотчас передается ему, в конце концов он отодвигается, кладет руку на подлокотник и через некоторое время чувствует легкое пожатие женской руки, мельком взглядывает на женщину — ее глаза устремлены на экран, грудь вздымается и опускается; их пальцы переплетаются. Фильм кончается, люди, громыхая сиденьями, встают, в зале зажигается свет. Женщина идет впереди, неожиданно кто-то (вероятно, подруга) берет ее под руку и начинает щебетать, незнакомка еще раз оборачивается, но настойчивая спутница тянет ее за собой, и обе они исчезают в темноте улицы.
Вспоминая эти картины, Леопольд приходит в возбуждение, фантазия его разыгрывается еще больше, он начинает придумывать всякие эротические истории, представлять их себе — так он проводит одинокие вечера и ночи. Но сейчас он приподнимается, садится в постели и уставляется в темноту. Сейчас эта игра воображения претит ему, Леопольду уже недостаточно видений, он с горечью размышляет о том, как спокойны, наверное, те, у кого отсутствуют желания и кто всю жизнь может прожить в одиночестве, трудиться… Но счастливы ли они, эти люди? Он не представляет себе, как бы жил без желаний. Кто-то когда-то сказал (или он это прочитал?), что эротические и эстетические центры у человека находятся рядом, возбуждение одного переносится на другой. Леопольд решает, что должен в самое ближайшее время обзавестись подругой. Однако внезапно мрачнеет — за последнее время он не раз ощущал собственную неполноценность, его не воспринимали как настоящего мужчину, способного прокормить хотя бы себя. Да еще этот комплекс, вызванный Аннели, который рано или поздно заставил бы его искать хорошо оплачиваемую работу (надгробные плиты), и ему пришлось бы поставить крест на живописи. Он уже непригодный человек для семьи и дома. Выбор сделан… Но все-таки капля нежности и ласки должна быть позволена и ему, с грустью думает Леопольд, раздергивая шторы, хочет распахнуть окно, но спохватывается, что забыл закрыть окно в ателье (вдруг какой-нибудь мальчишка залез в него), и быстро идет в свою мастерскую, но там все в порядке.
Метрах в десяти от окна — улица, Леопольд берет стул, садится и принимается глазеть на прохожих. Через какое-то время ему начинает мерещиться, что он тот самый мужчина, о котором рассказывал Александр. Вынув из кармана письмо, он читает: знакомых у меня мало, так что это явилось неожиданностью, и я с удовольствием помахал ему в ответ… Итак, одинокий человек вечерами смотрит на улицу, пожирает глазами проходящих мимо женщин… Лет через десять и он будет таким — уйма несбывшихся желаний, надежд, стремлений. Поздно начинать что-то сначала, надо отказаться от всего, махнуть на все рукой, тихо доживать свой век. Нет, лучше уж осенним днем повеситься на каком-нибудь крюке, проносится в голове у Леопольда, но эту мысль обрывает смех прохаживающихся по улице девушек: звонкий, кокетливый смех доносится сквозь кусты сирени до Леопольда, и внезапно он кажется себе старым. Неужели двадцать девять лет это старость? Смотря для кого. До сих пор он еще не думал о своем возрасте, он знает, что молод и все у него впереди.
Время идет, пора приводить себя в порядок, чтобы не опоздать на свидание с женой. Леопольд закрывает окно, размышляя, что бы ему надеть. Выбор у него небогатый, но ему хочется выглядеть в глазах Аннели как можно представительнее. Он даже подравнивает бороду, затем задумчиво разглядывает себя в зеркало. Будь на нем элегантный костюм, ослепительно белая рубашка и галстук, он был бы совсем другим человеком, внутренне другим. Все: мысли, поведение, даже манера двигаться — было бы другим. И узел галстука постоянно душил бы его.