– Виктория Алексанадровна, я вижу все признаки «работы» Ростовского потрошителя, – сказал он молодой девушке-следователю, старшему лейтенанту юстиции, по фамилии Гринева, едва достигшей двадцатипятилетнего возраста; она представлялась невысоким «ростиком» (что компенсировалось огромными каблуками), была одета в форменную одежду и как раз начинала заполнять протокол осмотра места случившегося здесь происшествия, – но что для меня удивительно: его расстреляли в 1994 году и в глубокой тайне похоронили на одном из заброшенных кладбищ – практически на моих глазах.
– И что в связи с этим делать? – выразила недоумение Вика, которой, если честно, не терпелось побыстрее закончить осматривать невероятно страшное тело и выдвинуть хоть какую-нибудь правдоподобную версию. – Мне что, теперь докладывать, будто у нас объявился подозреваемый тридцатилетней давности и, по всей видимости, он, возможно, еще и покойник?
– Конечно же, нет, – посчитав озвученные вопросы насмешкой, неприятно усмехнулся старослужащий подполковник, – но есть вероятность, что кто-то изучил методы того исчадия Ада и сейчас полностью копирует все его прошлые действия.
– Глядите, – крикнул молодой участковый, младший лейтенант, только что поступивший на службу; звали его Козеев Сергей Николаевич, – здесь какая-то сумка с женскими шмотками!
– Неси ее сюда! Срочно! – приказал Николай Геннадьевич.
Дальше провели подробный осмотр содержимого переносной поклажи, имевшей ручку и маленькие колесики, вследствие чего (по отдельным характерным признакам и опросу вблизи живущих жителей) довольно быстро установили, что она принадлежит Шалуевой Дарье, дочери достойных родителей, проживающей практически рядом – менее чем в километре. Сразу возникло три версии: либо она также убита и необходимо искать ее изувеченный труп, либо она и является тем самым пресловутым имитатором изверга, некогда наводившего ужас на всю Ростовскую область, либо – просто обыкновенным случайным свидетелем. Такой поворот дела, в части второй имевшейся версии, был, разумеется, маловероятен, но возможность такая не исключалась. Естественно, с целью ее отработки был выслан участковый Козеев, не замедливший «броситься» исполнять озвученное ему поручение.
К этому моменту совсем стемнело и на вокзале стали разворачиваться совсем иные события. Как уже говорилось, Ростовский потрошитель приблизился к распивающему спиртные напитки бомжу, и как только солнце полностью скрылось за горизонтом, он полез в имевшийся при нем портфель и достал оттуда огромный кухонный ножик.
– Эй, парень? – выпучил бомжеватый мужчина глаза от охватившего его страха, начиная отодвигаться на самый край лавки, подальше от незнакомца. – Ты чего, шутить, что ли, вздумал? Давай, давай заканчивай, я тебе вроде ничего плохого не делал?
Однако яростный взгляд, перекошенное злобой лицо и очевидность намерений не вызывали сомнений о задумках, посетивших голову безжалостного соседа по лавке. Действительно, долго он не раздумывал, а встав в основную человеческую позицию и развернувшись гневной физиономией к выбранной жертве, всадил ему в лицо длинное лезвие, рассекая кожу и пробивая кость аккурат возле носа, но только немного справа. Дальше последовали возвратно-поступательные движения, пока рана на лице не стала свободной, а нож не перестал чувствовать тугое сопротивление; правый глаз, естественно, вытек, а следующий удар был сделан прямым направлением в левый. Поерзав в голове ножом, Ростовское чудовище стало методично бить клинком в различные части тела бомжа, не вынимая его сразу, пока у него в конце концов не случилось долгожданной эякуляции. Только после этого он смог успокоиться и вытер нож об одежду уже умершего мужчины. Как уже говорилось, даже подверженный дьявольским, демоническим силам, он не терял ясность мысли и способности здравого рассуждения; именно эта особенность заставила маньяка-убийцу начать осматривать карманы умерщвленного им человека. Ему посчастливилось: убиенный носил с собой все свои документы, среди которых были такие: паспорт на имя Чурилова Антона Ксенофонтовича, его трудовая книжка, не имевшая, кстати, отрицательных записей, а также диплом об окончании строительного техникума, полученный обладателем еще в период советского времени.