– Ты у нас взрослая, – возразил ей Иван Ильич, лишь усмехнувшись на поведение дочери, в принципе, давно ожидавший от нее чего-то подобного, – идеи выдвигаешь сама, вот сама и реализуй их в полном объеме – собралась ехать в Москву, и никого не спросила? – значит, и до вокзала сможешь прогуляться пешечком, без чьей-либо помощи; думаю, не заблудишься.
Блондинке с изумрудными глазками просто не терпелось поделиться со своими, как она называла, предками всем тем, что произошло с ней и ее друзьями нынешней ночью, но, если честно, она и сама-то до конца уже не верила во все, что с ними случилось, и считала это какой-то страшной, больше сказать, зловещей мистификацией, подстроенной ее «бесбашенными», ополоумевшими друзьями; однако своего мнения «побыстрее «свалить» из этого города» ни за что бы не поменяла, прекрасно понимая, что только так избавится от неразумных товарищей и ночных наваждений. Именно поэтому белокурая красотка не посчитала нужным рассказывать отцу об их так называемом приключении, справедливо полагая, что тот ей попросту не поверит или, наоборот, полицию вызовет, а те, – если все, что случилось, это все-таки правда – дознаваясь до истины, обязательно выставят ее виноватой; но может быть и гораздо хуже: ее поместят в психушку либо выставят на смех, что для молодой девушки было гораздо неприятнее, чем жуткая прогулка к железнодорожной станции, где, в сущности, по пути ей нужно было миновать только одну небольшую рощицу… Шалуева надеялась проскочить ее за семь, как максимум, восемь минут, а за это время, по ее наивному предположению, с ней вряд ли бы что-то случилось.
До поезда оставался примерно час, а молодая красотка, предполагая нечто подобное, заранее приняла снова душ, чтобы окончательно смыть с себя, как это принято считать, страх и сомнения, плотно покушала и теперь могла выдвигаться. В ходе прощания мать тем не менее пустила скупую слезу, отлично понимая, что теперь будет видеться с дочкой очень и очень редко, и даже попробовала убедить главу этого небольшого семейства все-таки отвести едва достигшую совершеннолетия девушку к поезду, но Иван Ильич был в своем решении непреклонен:
– Раз она считает себя достаточно взрослой, – сказал он в своем последнем слове, провожая Дашу к дверям, когда уже пришло время выдвигаться на станцию, – что способна сама распоряжаться судьбой, а родителей только ставить в известность, так пусть сама и достигает вершин, к которым стремится; ну, а для начала пёхом прогуляется до вокзала.
Вот так зеленоглазая блондинка оказалась на темной улице одна-одинешенька, одетая в обычную свою одежду, с маленькой дамской сумочкой, школьным рюкзаком за плечами и огромной сумой на колесиках. Пока она шла городской чертой, где существует хоть какое-то освещение, Шалуева чувствовала себя вполне уверенно и даже не помышляла о каком-то там страхе. Но вот! Путь ее подошел к небольшой березовой роще, где в половине восьмого вечера первого ноябрьского дня, как это и полагается, стояла кромешная темнота. Сердце Даши бешено заколотилось, а сама она остановилась, не решаясь шагнуть в пугающее пространство, тем более что ее де́вичья интуиция подсказывала об однозначном нахождении рядом живой, а возможно, враждебной сущности. Минуты шли одна за другой, время натягивалось, до поезда оставалось совсем немного, а если быть точным, не больше, чем сорок минут.
Как уже известно, Дарья не была такой смелой, поэтому она уже стала подумывать о полном провале своей затеи; в эту минуту блондинка предположила, что она попросту не сможет преодолеть небольшой лесистый участок, казавшийся ей непреодолимым барьером; в действительности шелестом веток, скрипом стволов и другими странными звуками он был способен напугать даже самого какого ни на есть не робкого человека. Блондинка же с изумрудными глазками таковой не являлась и уже совсем было хотела «плюнуть» на все и возвращаться обратно, «поближе к дому», где уютно, тепло и спокойно, как – вдруг! – услышала сзади себя отчетливые, до «коликов» в животе пугающие шаги. Шалуевой почему-то показалось, что приближавшийся к ней человек – это тот самый неизвестный ей незнакомец, который нынешней ночью перебил всех ее бедных друзей (в таких ситуациях страхи обостряются, и человек вспоминает все, что с ним было, причем очень явственно, и отчетливо начинает осознавать всю серьезность создавшейся ситуации). «Я ведь единственная, кого он еще не убил…» – пульсирующим импульсом промелькнуло в ее голове зловещее размышление.
Очаровательная красотка была напугана до такой степени, что впала в панический ступор и не могла ни кричать, ни повернуться назад, чтобы самой убедиться в опасности, ни даже просто пошевелиться. Так она и стояла, дожидаясь неминуемой гибели. Внезапно! В двух шагах от нее раздался ободряющий голос Пети Игумнова, ее бывшего одноклассника: