— Твое беленькое личико в полумраке комнаты напоминает нежный цветок, а пальцы — тонкие листья у основания его бутона.
Я невольно улыбнулась.
— Есть люди, — продолжил Акира после паузы, состоящей из одних улыбок, — которые так и не научились любить, и в физическом, и в эмоциональном смысле, и есть люди, которые научились не любить. Есть также те, кто научился защищаться от любви. И ты, прости за откровенность, как раз относишься к последней категории. Мне так кажется.
— Но почему, Акира-сан? — тихо спросила я.
Непонятная тоска сжала душу, и я с трудом удержала слезы.
— Загляни в свое прошлое, — ласково сказал он. — Все ответы только там. Любовь предполагает некоторую степень беззащитности, и не все к этому готовы. Честно сказать «я люблю тебя» — возможно, одно из самых трудных в жизни решений.
«И как легко мы тогда с Петром сказали это друг другу!» — подумала я и с ужасом почувствовала, как мои глаза начинают увлажняться.
Я усилием воли постаралась не думать о моем возлюбленном и его ужасной смерти. Но воспоминания нахлынули, и я почти не слушала Акиру. Я мысленно перенеслась в осень 1994 года, в тот день, когда после выступления нашего самодеятельного театра Кабуки впервые увидела Петра. Мне было всего 18, ему 28, и наша любовь вспыхнула мгновенно и сильно. И разве я от нее защищалась? Я прыгнула в нее, как в пропасть, не задумываясь и даже не зажмурившись.
— Но, прежде чем полюбить кого-то, нужно научиться любить себя. Воистину, любовь начинается дома, — сказал Акира.
И я вышла из оцепенения.
— Но я люблю себя, — ответила я, незаметно смахнув слезу.
— Отчего же ты тогда сейчас плачешь, Аямэ? — тихо спросил он. — Ведь ты еще очень молода, но в твоих глазах, я заметил, на самом дне всегда таится грусть.
«Никогда клиент не должен видеть на вашем лице даже намека на мирские заботы», — словно услышала я голос госпожи Цутиды, наставляющей меня.
И сразу попыталась принять безмятежный вид.
— Вам это только показалось, Акира-сан, — нежно проворковала я. — Мои глаза слишком горячи, чтобы вода грусти смогла остудить их.
— Любовь к себе — это умение верить себе и слышать свой внутренний голос, — сказал Акира, — отдавать себе отчет в собственной ценности, прелести, уникальности. В терминах Тантры «любить себя» — это осознавать, что ты заслуживаешь экстатических переживаний и не должна довольствоваться меньшим.
Он замолчал. Я молчала тоже, поняв, что Тантра для меня пока сложна, и просто так, наскоком, я не смогу вникнуть во все эти понятия. К тому же через несколько дней я собиралась уезжать. И это также играло роль в моем настроении.
Акира странным образом почувствовал мой настрой. Он медленно поднялся и помог встать мне.
— Ты можешь вызывать своего шофера, Аямэ, — ласково сказал он. — Мне было необыкновенно приятно провести с тобой этот вечер, но, к сожалению, завтра рано вставать.
Я глянула на него испытующе. По моим меркам я абсолютно провалила этот вечер как гейша. Но Акира казался искренним.
— Мне бы хотелось после твоего возвращения продолжить, — добавил он. Потом засмеялся и хитро на меня посмотрел, быстро проговорив: — Если, конечно, милую Аямэ еще будет интересовать тантрический секс.
Сикиси — Найсинно
Спала я после посещения Акиры ужасно. Меня мучили кошмары. Я ясно видела лицо моего заклятого врага Степана, который в моем сне был охранником, караулившим меня и Лизу в той комнате. Он вначале на моих глазах насиловал Лизу, а я не могла двинуться с места, словно парализованная. Потом он приблизился ко мне, навалился и начал душить. Я извивалась, кричала, пыталась вырваться. Но Степан только смеялся и шипел мне в ухо:
— Когда же ты сдохнешь, сучка? Когда же ты отправишься в ад вслед за своим дружком?
Он начал рвать с меня трусики, я заорала изо всех сил и… проснулась.
Быстро сев на постели, я вначале ничего не понимала, только ощущала беспредельный ужас. Сердце колотилось невыносимо сильно, и я задыхалась. Наконец, осознав, что я в своей квартире и это был всего лишь сон, я встала и побрела на кухню. Включив свет, налила себе водки, села за стол и уставилась невидяще в белую дверцу холодильника. Пальцы дрожали, я никак не могла успокоиться.
«Мать Степана, когда я позвонила ей прошлым летом, сказала, что он уехал в Токио на год, — лихорадочно думала я. — Значит, он должен вернуться примерно через месяц, если, конечно, не продлит контракт. Ужас! Я как раз приеду из отпуска».