Черта с два стыдно! Страх прочно угнездился где-то в спинном мозге, а тот знал толк в простых инстинктах и в гробу видал все логические построения.
«Сматываемся отсюда», — властно приказал инстинкт, и Сашка с ним спорить не стал.
Сматываться — так сматываться, но только не с глазами по семь копеек и криком «Караул», а спокойно и деловито…
Осторожно ступая, он выбрался из лужи, мягко двинулся вперед, и тут же, вздрогнув, снова замер, заметив краем глаза какое-то движение.
Что-то, что было на миллионы лет старше самого первого человека, заставило его снова застыть и всмотреться в темноту до рези в глазах.
Где-то за первым из двух домов, тех, что слева, горела одинокая лампа. То ли фонарь перед подъездом, то ли еще что-то такое. Его тусклый желтоватый свет выплескивался через проход на улицу, и, косо отрезанный углом дома, он делил маленький кусочек пространства на две части.
Справа лежала освещенная реальность. Материальная и обычная: стена, грязный асфальт, узкая полоска земли, два кустика на ней, и в ветвях одного из них запутался рваный полиэтиленовый пакет.
Слева была тьма.
Чужая и опасная.
И в ней что-то шевелилось.
«Собачка погулять вышла…» — пискнул здравый смысл, и тут же заглох.
Слишком уж глубокой была тень, слишком уж большим было то, что шевелилось там.
Не в силах оторвать взгляда, пойманный в ловушку ощущением кошмарного сна, Воронков смотрел в эту темень и видел, как из бездонной черноты выступает НЕЧТО.
Оно появилось на границе света и тьмы, сгустилось, обрело четкие формы, и, по новой забыв дышать, Сашка не понимал, что он видит.
Здравый смысл заставлял мозг сосредоточиваться на деталях, не желая воспринимать все в целом, но контуры вдруг как-то враз и окончательно слились, не допуская никакого другого толкования.
Более черный, чем тень, что его породила, перед Воронковым высился всадник.
Не просто всадник — излучающий угрозу и зло Черный Рыцарь в диковинных доспехах.
Поняв, что росту в самом всаднике за два с половиной метра и конь тоже соответствующий, если только это конь, Сашка содрогнулся и почувствовал, как коротко стриженные волосы зашевелились на голове.
«Таких всадников не бывает!» — заорал вконец спятивший здравый смысл.
«И доспехов таких не бывает,» — самодовольно добавила эрудиция, обычно помогавшая Воронкову с легкостью отличить готический доспех от максимилиановского, а шлем «салад» от «армэ».
Копье в правой руке рыцаря, только что уходившее вверх, в темноту, начало медленно опускаться.
Оно проткнуло кокон темноты, и его лоснящееся граненое жало мертво заблестело в желтоватом свете.
Отсвет, скользнув по копью до конца, замер холодным алмазным огоньком на острие, и Сашке показалось, что оно нацелено ему прямо в переносицу.
«Не может быть, не может быть, не может быть…» — глухо колотило сердце.
А всадник, кажется, шевельнулся, чуть тронув поводья, и конь, который не был конем, шагнул вперед.
Шагнул вперед, и остался на месте!
Все замерло вокруг, лишь его передние ноги плыли в воздухе, не касаясь земли, — Сашка видел это ясно, до мельчайших подробностей.
Вот они снова мелькнули в грациозном переборе, уже ближе к асфальту, вот еще раз, и…
Первый хлесткий удар разломил тишину.
Всадник двинулся вперед.
Сашку накрыло ужасом, и он вдруг понял, что бежит.
Бежит, едва касаясь ногами земли и боясь оглянуться.
Ничто не жило вокруг.
Мир неожиданно умер, даже тучи над головой остановились, лишь с хрустом били копыта за спиной, все чаще и чаще.
Сердце в груди не билось, а бешено трепыхалось, грозя разорваться вместе с легкими, а тяжелый скок грозно накатывался, приближался, подхлестывал!
Ритм ударов все убыстрялся, и вот он уже слился в глухой, слитный грохот, к которому прибавлялся голодный рев «коня».
Сашка с отчаянием почувствовал, что его настигают, что граненое острие все ближе и вот-вот ударит между лопаток. Вот, вот, сейчас…
Нет!
И вдруг переулок кончился.
Сашка вылетел на свет.
Повинуясь все тем же древним инстинктам, он сразу метнулся в сторону, прижался к стене — и тут же, вырвавшись из переулка, с грохотом и ревом пронесся мимо огромный, облитый черным лаковым сиянием мотоцикл с седоком в коже и глухом шлеме с затемненным стеклом.
С теми самыми грохотом и ревом…
Вместо вони выхлопных газов мотоцикл оставил после себя странное, легкое и даже нежное морозное дуновение, мелькнул непомерно широким задним колесом и исчез в дорожном потоке.