Одновременно с загудевшим двигателем станка взвыла вытяжная вентиляция, и их звуки вместе создали какое-то подобие вибрирующего аккорда.
Кто-нибудь другой, наверное, счел бы этот звук зловещим и жутким, но Сашка к нему уже давно привык, и более того, находил удовольствие в тон ему напевать бессвязные слова, в которых не было ни рифмы, ни ритма:
— Вот так, вот так… Еще немного… Теперь с другого бока… Потом чуть-чуть еще…
Под аккомпанемент пения руки сноровисто перемещали вдоль вращающегося войлока причудливой формы кусочек металла, который постепенно приобретал матовый блеск.
Эта деталь была частью некоего весьма примечательного целого, к которому он шел вот уже три года. Три, как одна копеечка! Много? А это как посмотреть…
Сашка хмыкнул про себя и прижал к шлифовальному кругу очередную грань детали, показавшуюся недостаточно выглаженной.
Рядом на рабочем столе, аккуратно выложенные на большом куске мягкой ткани, лежали остальные части нового творения Александра Сергеевича Воронкова. Матовые, сияющие металлическим блеском, или лоснящиеся глубоким воронением.
Это вам, господа, не убогие самоделки, что хранятся в музеях криминалистики. И не пугачи, словно топором рубленные, что демонстрируют обывателю с голубого экрана усталые «майоры по связям с общественностью». Подобные поделки можно выдавать по штуке в месяц, а то и чаще, не особо при этом напрягаясь. Поточное производство, бизнес — чего проще-то? Выбираешь конструкцию, какую попримитивней и штампуешь. Бабахает, в руках не взрываясь, — и ладно, «затылкам» да «чижикам» большего, в общем-то, и не надо. Деньги быстро меняют хозяина, все заканчивается очередным сюжетом в «Криминальных мгновениях», а у дверей Сашки уже топчется очередной заказчик. Или взвод ОМОНа.
Фигушки! Во-первых, это просто скучно. Мелкая, как лужа на асфальте, цель плюс угрюмый финал, и все на фоне профанации творческого процесса. А во-вторых, Воронков в свое время успел получить опыт общения с представителями уголовного мира и повторять его не жаждал.
История нового пистолета началась с того, что Сашка ощутил, как ему становится скучно изготавливать просто нечто стреляющее, которое «почти что как…».
Оно, конечно, здорово, пока радуешься тому, как удается решать одну проблему за другой, осваивая новые технологические горизонты. Но вот навык отработан, процесс пошел, ты уже в состоянии сделать то, что вычерчено на миллиметровке, и сгоряча принимаешься за дело. Все кипит, дым столбом, пар коромыслом, плоды рукоделия множатся как кролики, но в одно прекрасное утро ты вдруг трезво смотришь на окружающий мир, холодно сравниваешь свое изделие с каким-нибудь заводским «Глоком» или «Зиг-За-уэром», и… Самолюбие страдает, однако!
Можно было, конечно, сказать себе так:
— А ты чего хотел? Крупные фирмы — это классное оборудование, мощные коллективы настоящих профи, опыт, столетние традиции. Тягаться с ними на их поле кустарю-одиночке просто смешно!
Сказать и махнуть рукой. Три года назад Воронков чуть было так и не сделал — но не сделал же!
…И почти год прошел в безрезультатных поисках. Он маялся, подбирал варианты, извел кучу бумаги, чуть мозги не вскипели, ей-богу! Доискался до того, что как-то раз в булочной вместо привычных «двух нарезных и одного бородинского» попросил «два нарезных и один гладкоствольный», за что заработал удивленный взгляд продавщицы и заинтересованный — соседа по очереди.
А когда осенило, то, сиди Сашка в ванной, он, наверное, закричал бы «Эврика!», но идея пришла в автобусе, и он просто перестал замечать все вокруг, а очнулся только дома, за письменным столом, с карандашом в руках. Еще год пролетел, пока Воронков, сидя над расчетами и чертежами, не уверился окончательно: он может по-настоящему утереть нос «Кольтам», «Береттам» и «Браунингам». А почему нет? Ведь обладатели этих звонких фамилий тоже были когда-то одиночками (хотя Кольт, пожалуй, не в счет — он в основном производство налаживал, а изобретали другие).
Наверное, им было проще. На переломе столетий табуны изобретателей еще не промчались по полям идей, снимая урожай, не протоптали тропинок к любому мало-мальски интересному решению. Хотя кто знает, насколько просто было тому же самому Браунингу, практически на пустом месте, совершить революцию в личном оружии, и своей 1900-й моделью задать тон, аж на столетие вперед…
Конечно, претендовать на революцию и на «задать тон» Воронков особо не рассчитывал, понимая, что это явный перебор. Но прибедняться не хотелось — ведь не просто так разбежался. Как сказал бы второй и последний близкий друг Игорь, он же Гарик Рыжий — «трусцой заре навстречу». У Сашки вызрело то самое «ноу-хау», без которого нет творчества, а есть лишь ремесленничество.