— Твои товарищи убили троих моих людей. За это ты умрешь. Одна собака за трех самураев, конечно, ужасно невыгодная сделка, но все же лучше, чем ничего, — размеренно произнес Фудзита.
— Нет! — воскликнул Халифа. — Без суда?
— Суд будет таким же, как тот, что твои друзья устроили над старшиной Симадой. — Фудзита кивнул, охранники грубо швырнули араба на колоду, заковали его руки в наручники у основания помоста и крепко связали ему ноги.
— Адмирал Фудзита! — крикнул Марк Аллен. — Такой поступок не делает вам чести. Этот человек должен предстать перед властями.
— Скоро он предстанет перед верховной властью, адмирал Аллен. Пусть она его и судит.
— Это неправильно, сэр. Несправедливо, бесчеловечно…
— Мы имеем дело не с человеком, а с псом. И, пожалуйста, адмирал Аллен, не пытайтесь напоминать мне о моих обязанностях. — Голос его был на удивление сердечным.
— Позвольте мне сотворить молитву, адмирал. Прошу вас, сэр. Последнюю молитву.
Фудзита сделал жест, и конвоиры развязали руки араба.
— Коврик, пожалуйста, коврик.
Фудзита махнул матросу. Тот бросился вперед и расстелил на помосте татами. Все еще со связанными ногами араб, извиваясь, как молодой тюлень, заполз на татами.
— Восток! Где восток?
Указывая мечом, Ацуми спокойно ответил:
— Мекка в том направлении.
Халифа поклонился на восток, коснувшись лбом пола, и начал молиться.
— Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет — его пророк. — Он повторил молитву шесть раз, после чего взглянул на Фудзиту. — Я готов к хаджу, желтая обезьяна!
— Обезглавить его! — закричал Фудзита.
Араб с трудом встал на колени и развернулся. Охранник грубым толчком в шею повалил его на помост. Через миг руки араба вновь оказались в наручниках.
— Действуйте, капитан третьего ранга Ацуми! — рявкнул Фудзита.
— Аллах акбар! Аллах акбар! — выкрикивал обреченный. Ацуми поднял меч, замер, и весь мир замер вместе с ним. Не было слышно ни стука молотков, ни позвякивания инструментов, ни шума вентиляторов, ни рокота двигателей. Но вот сверкнула сталь, послышался шорох, словно взмах крыльев смерти, меч с глухим стуком, круша мясо и кости, вошел в плоть. Крик оборвался, голова с хрустом отлетела в корзину, и кровь брызнула на помост.
Фудзита обратился к трупу.
— Смерть, хотя она и холодна как лед, подобно огню, очистит твое тело. — Он повернулся к Кавамото. — Положите его сюда. — Он указал на мусорную корзину в углу. — Направьте в посольство Ливии.
— Доставить, сэр?
— Нет. Поставьте за пределами нашей территории, позвоните туда и попросите забрать ее. Если не заберут, пойдет как мусор. — Он обвел глазами застывшие ряды офицеров. — Все свободны!
Когда Брент вместе с Марком Алленом выходили из храма, адмирал тихо сказал:
— Варварство, Брент. Оно все еще существует.
— Но, сэр, — так же тихо ответил Брент. — Что он мог еще сделать?
— Что он мог сделать? — не веря своим ушам повторил Аллен.
— Да, сэр. У него не было иного выбора. Арабам нужно было преподать такой урок.
— Боже мой, Брент! Что с вами происходит?
Но Брента не задели эти слова. Все было правильно. Справедливо.
Работа на «Йонаге» шла полным ходом, и постоянно казалось, что над кораблем все время кружит, по крайней мере, два десятка «Зеро» — это молодые пилоты тренировались вместе с опытными летчиками. Вражеские самолеты не появлялись, но рано утром в понедельник один из самолетов типа «Констеллейшн», принадлежавший японской авиакомпании JAL, прошел слишком близко от воздушного пространства «Йонаги». И тут же в воздух взмыла дюжина «Зеро», один из истребителей дал предупредительный выстрел. В панике пилот огромного «Локхида» заложил крутой вираж и, спасаясь бегством, полетел в сторону аэродрома. Сотни моряков на «Йонаге» показывали на него пальцем и смеялись.
Йоси Мацухара провел весь понедельник и большую часть вторника на аэродроме. Брент заметил особый блеск в глазах летчика и подошел к трапу, когда Мацухара покидал корабль.
— У вас сегодня свидание, Йоси-сан? — шепнул Брент подполковнику, стоя у основания забортного трапа, когда во вторник вечером летчик проходил мимо его поста рядом с пулеметом «Намбу».
На лице Мацухары появилась мягкая улыбка.
— Я подумываю об этом. Есть кой-какие мысли. А у вас?
Брент хихикнул.
— Я не прочь ненадолго отвлечься, Йоси.
Они расхохотались.
Дом Кимио Урсядзавы представлял собой большую традиционную деревянную постройку и находился в токийском районе Сибуя. Йоси снял обувь, и Кимио проводила его в гостиную комнату, усадила его на дзабутон перед токонома, где находилась ваза с искусно подобранными ветками цветущей вишни и с чудным рисунком пером. Кимио была одета в обтягивающее кимоно, а волосы все так же уложены в традиционную прическу. Наполнив чашечку гостя горячим сакэ, она села напротив него.
— Очень великодушно со стороны столь занятого человека, Йоси-сан, найти время и почтить присутствием мой скромный дом.
Он улыбнулся освященным временем самоуничижительным вступительным фразам японской хозяйки.
— Отнюдь нет, — ответил он, следуя древней традиции. — Это я, простой моряк, почту за честь посетить прекрасное жилище очаровательной хозяйки. — Он осушил чашечку. Она вновь наполнила ее. — Мы чуть не забыли, — быстро произнес он, поднимая чашечку. — За императора!
— За императора, — эхом отозвалась Кимио. Они выпили, чашечка вновь опустела, и Кимио вновь наполнила обе.
— Вы скоро отбываете?
— Это военная тайна.
— Все выйдут провожать вас. Вам не спрятать «Йонагу». Он огромен, как гора Фудзи. Ходят слухи, что арабы стягивают силы, возможно, для нападения на Индонезию, а затем — на Японию.
— Слухи, — уклончиво ответил он. — Я просто летчик, который выполняет приказы.
— Йоси-сан, — сказала Кимио, внезапно смягчив тон. — Давайте сегодня оградим себя от мира. Только вы и я — больше ничего. — Она посмотрела в его глаза, и вновь он ощутил какое-то странное лихорадочное чувство.
— Да, Кимио. Я никогда не позволял себе такой роскоши. Давайте попробуем.
Она медленно поднялась.
— Я приготовила для вас ужин. — Она пошла на кухню, а Йоси что-то толкнуло изнутри при виде ее плавно движущихся ягодиц под кимоно.
Через минуту Кимио вернулась и подала еду, достойную богов: суси, изумительных угрей с рисом и соевым соусом, темпура — рыбу, запеченную в тесте с грибами, батат и зеленые бобы, чаши дымящегося риса и соба. И его чашечка для сакэ постоянно была наполнена.
Завершив трапезу гурманов, Мацухара вздохнул, расслабился и вместо чая вновь отхлебнул сакэ. Кимио убрала со стола и села, поигрывая сакэдзуки. Мацухара чувствовал себя удовлетворенным, а теплый напиток придал особую яркость предметам. Кимио стала казаться еще красивее.
— Вы потрясающая женщина, — сказал он искренне и просто.
— Спасибо, Йоси. Вы очень красивый мужчина. — Он почувствовал, как краска прилила к его лицу. Потянувшись через стол, она взяла его за руку. — Вы не были с женщиной уже много лет.
— Да. — Он завладел ее другой рукой. Она была теплой и бархатистой.
— Вы считаете меня привлекательной, Йоси-сан?
— Вы красивы. И обладаете телом богини.
— Хотите взглянуть на него?
У Мацухары перехватило дыхание, как будто кто-то ударил его в солнечное сплетение. Он не верил своим ушам.
— Вы не обязаны это делать.
— Вы хотите увидеть мое тело? — снова спросила она.
Губы самурая задрожали, как будто тысячи крохотных иголок вонзились в его лицо и шею. Он был неспособен говорить и молча кивнул.
Кимио медленно встала, прошла в центр комнаты, не отрывая взгляда от Мацухары. Как в трансе, Йоси следил за тем, как она вытягивала из волос веточки-украшения, гребни и шпильки. Она тряхнула головой, и волна блестящих волос упала ей на плечи, как шелковый черный водопад. Кимио развязала оби, распустила завязки, и кимоно распахнулось, обнажив янтарную кожу и тончайшее белое белье. Кимоно, соскользнув с плеч, упало на пол. Дыхание летчика стало хриплым, немигающим взглядом широко открытых глаз он вбирал в себя точеное тело, прикрытое Лишь тонким шелковым лифчиком и узенькими кружевными трусиками. Он почувствовал присутствие в комнате некоей силы — силы ее сексуальности — и, как будто притянутый магнитом, поднялся. Протянув руку, Кимио произнесла: