Посмеиваясь, Брент обвел палубу рукой.
- Примерно тысяча на двести футов - три футбольных поля.
- Больше, чем Рокфеллеровский центр, музей Метрополитен и Карлсбадская пещера, вместе взятые, - восхищенно сказала Кэтрин.
Брент указал пальцем на платформу, выступавшую у них над головой.
- Галерейная палуба. Помещения для летчиков из дежурных экипажей. Затем направил палец вниз. - Стеллажи для приготовленных к применению бомб и торпед. Для их снаряжения потребуется всего несколько минут.
Кэтрин показала на небольшой бак, установленный на тележке, которую толкали два матроса.
- Примитив. Разве у вас нет механизированных тележек?
Брент отрицательно покачал головой.
- Адмирал настаивает на использовании старых способов - способов, которые испытаны, проверены и понятны его людям.
- Как судовождение.
- Да. - Брент кивнул на тележку, что гремела мимо на железных колесах. - Это топливозаправщик. - И показал в сторону кормы. - Они готовят к полету следующий воздушный патруль.
- Почему не заправлять прямо из корабельных цистерн.
- Слишком опасно, Кэтрин. А в этом случае пожар можно погасить.
- Выходит, Брент, авианосцы взрывоопасны.
- Очень. Они ведь не что иное, как плавучие склады топлива и вооружения.
Он поймал ее мимолетную улыбку, придавшую ее лицу жесткое выражение, заметил лихорадочный блеск в глазах. Брент беспокойно повернулся.
- Что случилось, Кэтрин?
- Так, ничего. - Не обращая внимания на взгляды таращившихся механиков, Кэтрин взяла Брента за руку и показала в сторону носа на деревянное строение. - Что это такое, черт возьми? - спросила она и потащила его туда.
- Храм. Храм Вечного Блаженства, - ответил Брент, подходя к огромному, квадратной формы сооружению из некрашеной фанеры.
Кэтрин указала на единственный вход, увенчанный доской с позолотой.
- Тории - ворота по дороге к храму. Вероятно, комбинация буддийского храма и синтоистского монастыря.
- Верно! - Брент кивнул в сторону цветочного орнамента по обеим сторонам входа. - Хризантемы.
- Конечно, Брент. Шестнадцатилепестковые, они символизируют императора.
- Пять для тебя, Кэтрин.
Она рассмеялась.
- Это место для честных японцев, а не для американских потаскух, проскрипел сзади низкий голос.
Синхронно повернувшись, они увидели разъяренного лейтенанта Коноэ. Одетый в пятнисто-зеленый комбинезон механика крепыш пилот стоял перед "Зеро" со снятым капотом, открывающим четырнадцатицилиндровый "Сакаэ". Рокочущий голос заставил повернуться несколько десятков голов, и на огромной палубе воцарилась тишина, словно на нее лег холодный туман. Сотни глаз уставились на Брента, Кэтрин и Нобутаке Коноэ. Прошаркали резиновые подошвы, и вокруг троицы образовался молчаливый круг из летчиков и механиков, заполнивших пространство почти осязаемым ожиданием.
Губы Брента вытянулись в резкую линию, взгляд бледно-сапфировых глаз стал холодным и жестким, и он вновь почувствовал как раскаленные витки тугой пружины начинают распирать грудь, давить на ребра, учащать пульс, делать дыхание отрывистым. Его мозг внезапно превратился в компьютер, анализирующий стойку Коноэ, напоминавшего каменную глыбу, его сжатые кулаки, тяжелый подбородок, угрожающий взгляд. Его ноги были расставлены левая чуть впереди, вес тела распределился между ними, сжатые кулаки бесконтрольно подергивались. Каждая составляющая поведения этого человека кричала слово "убийца". Брент тихо сказал:
- Если лейтенанту хочется скорее отправиться в храм Ясукуни, я буду счастлив открыть перед ним дверь.
- Мой спор с ней, - прорычал Коноэ, ткнув пальцем в девушку.
- Давай, давай, сукин ты сын, - прошипела Кэтрин, поднимая с палубы ломик. - Поговорим с тобой о равенстве полов.
Шорох удивления пронесся над толпой, и она сжалась плотнее.
Брент толкнул девушку в объятия одного пожилого старшины, приказав:
- Подержи-ка ее, старшина Симада. - Руки девушки были тут же крепко прижаты, ломик упал на палубу.
- Пусти меня!
- Тихо! - крикнул Брент. - Спор со мной, и он точно знает это. - И он кивнул в сторону Коноэ.
Зловещая усмешка расколола каменное лицо летчика.
- Пусть будет так, янки.
- Дело не в девушке, лейтенант, так ведь? А в бомбежке Токио, потопленном японском флоте, Хиросиме, Нагасаки...
И без этого узкие глаза летчика превратились в щелки, мерцавшие ненавистью.
- Ненавижу! Буду ненавидеть, энсин! Всегда!
- Месть сорока семи самураев.
- Конечно. Способ, которым вы мстили за Перл-Харбор.
- Тогда вперед, могучий самурай, улучши свою карму.
- Я буду драться с тобой, янки, твоим же оружием. На кулаках. А то, боюсь, ногой я убью тебя.
- Спасибо за великодушие, - ответил Брент, инстинктивно настораживаясь и отводя правую ногу назад.
Коноэ поднял руку, улыбаясь как человек, которого осенила идея всей жизни.
- Старшина Симада, - крикнул он, не сводя глаз с Брента. - Ломик между нами. - Его губы изогнулись, в голосе зазвучал яд сарказма. - Непостижимое восточное решение. Одно оружие - два человека. - Он засмеялся, и эхом отозвались смешки двух сотен человек. Оружие, брошенное старшиной, скользнуло и остановилось между противниками.
- Сейчас! - заорал Коноэ, прыгнув-еще до того, как американец сумел подготовиться. Ругаясь, Брент бросился вперед, но лейтенант одной рукой схватил оружие, а другой оттолкнул американца и, улыбаясь, легко вскочил на ноги.
Брент обрел равновесие и встал перед своим врагом.
- Этого следовало ожидать, - с горечью прошипел он.
- Как и вашего налета, испепелившего мою семью.
Посмеиваясь и поигрывая ломиком, медведь-японец взмахнул им вперед-назад. Смесь страха и ярости завязала живот Брента в тугой узел, заполнила его вены стремительным потоком крови, когда он, словно человек загипнотизированный коброй, смотрел на стальной прут.
Не менее двенадцати дюймов длиной, ломик внушал страх: один конец изогнутый и раздвоенный, а другой - острый и плоский, как лезвие ножа. И ненормальный взгляд Коноэ. Только дикари могут пользоваться таким оружием, способным проломить человеческий череп, как яичную скорлупу, или вспороть живот, выпустив потоки крови и кишки его обладателя.