– Что?
– Мне и вправду страшно.
Уиллади стало не по себе. Сэмюэль напуган. И страдает. Хуже всего, что ему больно. Не кому-нибудь, а Сэмюэлю.
– К черту пружины.
– Что ты сказала?
– Говорю, к черту пружины.
Уиллади отшвырнула одеяло, села на кровати. И, поджав под себя ноги, склонилась над мужем, целуя его шею, грудь, живот. Руки ее были мягки, ласковы. Сэмюэль приподнялся. Пружины резко скрипнули.
Он застонал тихо, но все же слышнее, чем хотелось бы.
– Господи, Уиллади. – И добавил: – Уиллади, ты мне так нужна.
Губы ее скользили по его коже, ласкали, шептали:
– Вот и славно, святой отец. Иначе тебе не выдержать того, что я с тобой сейчас сделаю.
Внизу, на качелях, Бернис Мозес потягивала чай со льдом и лимоном (много-много лимона). И прислушивалась, что творится в спальне наверху, прямо над головой. Ловила каждый звук. Слушала внимательно, без улыбки. Бернис обычно получала от жизни все, что хотела, но ничто не приносило счастья. Лишь одна заветная мечта ее так и не сбылась, и Бернис была уверена: если она сбудется (нет, не если, а когда), она просто с ума сойдет от счастья.
Она мечтала о Сэмюэле. А на пути стояла Уиллади. До сих пор их разделяли мили. Теперь расстояние не помеха, единственная преграда – Уиллади. Но если вдуматься, какая из нее соперница?
Бернис была одной из девушек округа Колумбия, что слегли на неделю, узнав о женитьбе Сэма. В отличие от прочих, она была с ним помолвлена – и порвала с ним, и была убеждена, что на Уиллади он женился ей назло. С чего бы еще ему на ней жениться, ее и хорошенькой-то никто не назовет – у Бернис другие представления о красоте. А Уиллади вся в веснушках, живого места не найдешь, и даже не пытается их вывести или запудрить, да и личико простенькое, разве что глаза красивые, а глаза – у кого их нет?
Но Бернис не ожидала, что так обернется. Она бросила его для виду, хотела проучить, чтоб не водил дружбу с другими. Сэмюэль знался со всеми без разбору – мужчинами, женщинами, молодыми, старыми. Немудрено, что у Бернис сердце разрывалось. И она поступила так, как на ее месте всякая мало-мальски опытная женщина, – преподала Сэмюэлю урок. Разве можно ее винить? Тем более она собиралась вскоре простить его и выйти за него замуж, когда он одумается.
Да только Сэмюэль так и не одумался. Пока он размышлял над уроком Бернис, ему встретилась Уиллади – и он буквально потерял голову. Можно подумать, на золотую жилу наткнулся. Бернис, конечно, знала, всегда знала, что Сэмюэль любит Уиллади не так сильно, как кажется со стороны, но вызвать его на разговор никогда не удавалось. Теперь они вели лишь светские беседы, а это куда больнее, чем полное равнодушие.
Бернис обручилась с Тоем, чтобы преподать Сэмюэлю еще один урок, которого он тоже не усвоил, просто взял да и женился на Уиллади, и Бернис ничего не оставалось, как выйти за Тоя; и это был сущий ужас.
Бедняга Той. Добрейшая душа, и любит ее слепо, безрассудно. Но если тебя кто-то любит, ничего не требуя в ответ, то, разумеется, ничего и не получает. Таков закон природы.
Сидя на качелях, Бернис размышляла, как докатилась до такой несчастной жизни, – и вдруг наверху заскрипели пружины. Нет, не вдруг. Сначала тихонько, потом громче и громче.
Первый скрип буквально разрезал ее сердце надвое, а остальные и вовсе разодрали в клочки. А это верный способ вынудить женщину совершить Нечто-Из-Ряда-Вон.
И Бернис спрыгнула с качелей, и чай фонтаном выплеснулся из стакана. Бернис заткнула кулаком рот, чтобы не закричать. Она вся была мокрая от чая, в прическе застряли размокшие ломтики лимона. Бернис рвала на себе волосы, швыряя кусочки лимона в потолок и топая ногами, как ребенок в истерике.
Но главное, Бернис Мозес не заметила, как в дом тихонько прокралась Сван, а следом испуганный восьмилетний мальчуган, одетый в одно исподнее.
Он шел за Сван с таким видом, будто в ней заключалось его спасение.
Глава 8
Сван спала на такой высокой кровати, что на нее приходилось залезать с табуретки. Мальчуган сидел на верхотуре, откинувшись на изголовье, выпрямив ноги, как палки. Сван растянулась на другом конце, приподнявшись на локте, и думала, что же дальше.
– Вот мы и пришли. И что мне с тобой делать?
Черные глаза пристально смотрели на нее.
Сван спросила:
– Ну так как тебя зовут?
– Блэйд.
– Это не имя.
Мальчик кивнул. Что правда, то правда.
Сван повторяла имя снова и снова, будто пробуя на вкус.
– Блэйд Белинджер. Блэйд Бе-лин-джер. Такое же дурацкое имя, как мое.
После столь удачного вступления всякий спросил бы, как ее зовут, но Блэйд молчал, и Сван представилась: