- Банда ог-г-громная! Д-д-двести человек их т-там! П-пулемёты у и-их! - он заикался, страшно скривив измазанное йодом лицо и вытаращив белые, как у замороженного зайца, глаза. От страха белые...
- Все. Надо уходить. Надо немедленно уходить. Золото банковское и конфискованные ценности из подвала забрать и уходить на Якутск! - с этими словами комиссар заторопился вниз.
Хлопки выстрелов приближались все ближе и ближе к зданию комендатуры. Навстречу этим хлопкам заспешили серые фигуры с винтовками наперевес. Комиссар же остался в здании - началось уничтожение документов. В подвале грохнуло несколько выстрелов - ликвидировали арестованных.
А еще через полчаса небольшой караван, состоящий из трех легких повозок и десяти всадников, исчез в дождевой черноте ночи.
__________________________
В дождевой черноте ночи огоньки прииска появились неожиданно - Виктор не заметил, как доехал. Всю дорогу он думал, что же ему делать с "наглядной агитацией рабочих масс": что-то надо придумать, чтобы "разом и надолго" разогнать муть слов о "руководящей роли, историческом наследии...". Пусть не во всех головах - в своей, для начала...
Всю ночь он просидел на веранде, курил, одну за другой, папиросы "Беломор", пил кирпичный чай и листал журналы.
А утром пришла идея. Он даже зажмурился от нахлынувшей радости, насколько хороша была она, эта идея!
Наскоро собравшись, он заспешил в партком, который располагался в здании шахтного управления, или Конторе, как говорили в поселке. Только начало светать и старик, что сторожил Контору, должен был быть на месте. Этому деду было уже далеко за шестьдесят, но крепок он был, как сорокалетний. Ни одного седого волоса на голове - русый, как юноша, и всегда аккуратно подстриженный, с аккуратным пробором и зачесанным вправо чубом. И только седина усов, да изредка появляющаяся пегая щетина выдавали его возраст. Звали его Матвеевичем. Жил в поселке с самых первых домов, золото мыл еще при царе. Видел революцию, гражданскую войну, сидел в лагере, как старатель-частник, поднимал безжалостный "Дальстрой" в страшных тридцатых, мыл золото для фронта и страны в сороковых, охотился... Короче, не дед, а кладезь знаний и опыта. Вот к нему-то и бежал Виктор.
Как он и думал, дед был на месте - входная дверь была закрыта изнутри. Свою ночную жизнь он проводил в маленькой каморке, разместившейся в самом дальнем углу здания Конторы. Здание было одноэтажным и длинным, как конюшня. Внутренняя часть его состояла из коридора, на скрипучую длину которого были нанизаны десяток-другой кабинетов. Все они были такими же крохотными, как каморка сторожа и насквозь пропахшими застарелым табачным дымом, кожей потертых диванов и бумажной пылью. Но была в здании и большая комната. Эту комнату занимала техническая библиотека - гордость Виктора, теперь уже секретаря парткома шахт. Всеми правдами и неправдами он добывал для неё книги: доставал через Госснаб СССР, выписывал через знакомых военных связистов, заказывал морякам на побережье и лётчикам, которые прилетали в посёлок... Через год после своего назначения, Виктор довел их количество в библиотеке до трёх тысяч! И постепенно захудалая приисковая "техничка" превратилась в весомую, классическую библиотеку. Его старания были замечены и оценены - на районном партийном пленуме Виктора поставили в пример, что составляло его тайную гордость.
Открыв дверь своим ключом и проскрипев по коридору, Виктор вошел в каморку. В комнатёнке никого не было. Сзади послышалось деликатное покашливание. Сторож непостижимым образом, без единого звука, возник за его спиной. Это было неожиданно и даже неприятно. Виктор нахмурился.
- Виктор Михайлович, извините, ради Бога, старика! Грешен - в библиотеке засиделся, зачитался, старый хрыч. Что сторожить обходами-то, видишь, как пол скрипит. Лихоимца сразу услышу, а вы вон как пролетели мимо!
"В библиотеке засиделся..." Это было удивительно для Виктора. Он внимательно посмотрел на сторожа. Дед быстро отвел глаза и тут же снова взглянул на Виктора. Их взгляды встретились.
Любопытный взгляд Виктора и усталый - деда. Несколько мгновений они молчали, а затем Виктор, кашлянув, начал разговор.
- Матвеевич! Я даже не знаю, с чего начать.... Видите ли, у меня возникла некая идея... Нет, не так. Мне поручено сделать такую... Нет, опять не так, - Виктор никак не мог выразить то, что казалось таким ясным ещё полчаса назад.
- Что примчались-то, в такую рань? Дело важное, какое, наметилось ночью? - старик говорил это, проходя в комнату мимо Виктора, и ставя чайник на обшарпанную, всю в коричневых потеках, электрическую плиточку на подоконнике.
- Матвеевич! Есть идея. Хочу поставить памятник! - решительно и коротко выпалил Виктор.
-Умер кто? - старик тревожно взглянул на него.
- Нет, не умер. Вернее... Не умер, а погиб. Комсомольцам погибшим хочу памятник поставить. Здесь, в гражданскую, говорят, бой сильный был, - Виктор говорил это и рассеяно осматривался в комнате. - А Вы, Матвеевич, хороший художник - вон как всю агитацию на прииске оформляете. Помогите мне его оформить. Надо будет нарисовать винтовку, саблю, звезды, знамя и зеленые венки по сторонам. Да, и буденовку. Вы как?
В ответ была тишина, и Виктор оглянулся. Старик склонился над чайником и, казалось, не слышал его слова. Потом он резко выпрямился и закашлялся. Кашель был такой сильный, что он покраснел, замотал головой и, взмахнув руками, отвернулся к окну. Виктор подскочил к старику и легонько постучал ладонью по его согнутой спине.
Кашлянув ещё несколько раз, старик вытер тыльной стороной ладони слезы на глазах.
- Э-э-э... Рисовать... Винтовки, сабли... Венки. Это ещё куда... - он вздохнул и кивнул головой. - Согласен. А кто ставить-то будет?
- А вот моя вторая просьба: помогите мне наладить деревянные работы, а фундамент я сам залью. Работу нам прииск оплатит, а деньги райком выделит. Вы на пенсии - Вам добрый "калым" будет, а я отпуск возьму. А? - Виктор умоляюще смотрел на старика.
- Я?! Деревянные работы?! "Калымить?!"... - дед оторопело уставился на Виктора. Вид у него был совершенно ошарашенный, даже челюсть отвисла и задрожала. Он молча открывал и закрывал рот, сглатывая. Его кадык остро ходил под серебристо-серой щетиной, щеки ввалились, лоб взмок, седина волос встала дыбом, а весь он как-то разом постарел и согнулся.
Наступила пора оторопеть Виктору. Он почувствовал, что зря предложил деду "подкалымить". Такие дела среди рабочих не приветствовались, да и никто в поселке этим не занимался. А тут сам парторг предлагает "калымнуть" на пару! Вон как расстроился! Так и инфаркт вдарить может! - Виктор лихорадочно соображал, как вывернуть ситуацию назад. Но мыслей не было, и он ждал.
Постепенно дед успокоился.
- Нет, Виктор Михайлович, нет. Рисовать ещё как-то... , а вот ставить... Увольте-с, голубчик. Увольте. По дереву я немощен и глуп! - он говорил это, не глядя на Виктора.
- Хорошо! За-ме-ча-тель-но! Я завтра принесу эскизы, вы проработайте, списки красок там разных, кистей всяких составьте... А я заливать пока бетон начну! - Виктор почти кричал от радости.
- Договорились... - дед устало кивнул ему и, сев на диван, откинулся на спинку. - А где планируете ставить-то?
- А на бугре. Обзор оттуда хороший... - Виктор улыбался.
__________________________
...А где планируете ставить-то?- капитан устало кивнул ему и, сев под лиственницей, откинулся на ствол дерева.
- А на бугре. Обзор оттуда хороший... - прапорщик улыбался.
Они обманули красных. А ведь была у "курток", так капитан называл чекистов за их странную, если не сказать - болезненную, привязанность к шоферским кожаным курткам, оставшимся на многочисленных склада от царской армии, надежда на то, что на этой фактории у них будет подмога. А от фактории до поселка рукой подать, а там красный экспедиционный отряд расквартирован, а это уже сила. Это должно было стать их спасением.