Натаскав воды из ручья, прибрав весь инструмент и цемент в одно место, он закончил приготовления по скорому замесу раствора и принялся обустраивать неожиданный бивуак. Костер он решил расположить рядом с опалубкой. Это позволяло ему освещать место работы, закрывать костер от ветра и сделать безопасными его ночные хождения по площадке. В завершении этих приготовлений, Виктор собрал в одну кучу всю щепу и обломки досок от постройки опалубки, тем самым почистив площадку. Закончив эти работы, он проверил состояние бетона в опалубке, потыкав в него веткой, и расположился на бревне около огня.
Закат неслышно уходил за горы, растворяясь в черноте распадков. Его алые краски мягко вытеснялись синим бархатом сумерек, душились серостью вечерних туманов. Закат не сдавался - он еще отстреливался от черноты ночи брызгами пурпура, но эти вспышки были все слабее и слабее - темнота неизбежно побеждала. Последними в этой темной волне захлебнулись друзья света - птицы: их разноголосье оборвалось разом. Уже в полной темноте в кустах пискнула какая-то пичуга и замолчала. Наступила ночь.
Виктор подкинул в огонь собранную щепу и откинулся на опалубку. Тепло костра отражалось от досок обшивки и приятно грело спину, не давая ночной прохладе ни малейшего шанса.
Вновь его мысли вернулись к образу будущего памятника. Если по фундаменту более-менее было ясно, то с образом всё было как в тумане. Он никак не мог придумать даже форму будущего детища, не говоря уже об оформлении.
И как подступиться к этой проблеме, он не знал. Ему горько было осознавать, что его знаний для решения этой задачи может не хватить. И надо что-то делать, что-то решать. И решать срочно.
Течение его мыслей прервал звук шагов. Кто-то шел по тропинке, шел прямо к костру. Виктор напряженно всматривался в темноту, но видеть ничего не мог - круг света был слишком ярок. Шаги все приближались, и вскоре в этот круг шагнул дед.
- Добрый вечер! Не прогоните, Виктор Михайлович? - сторож говорил это с легкой улыбкой на лице.
- Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, так это вас! - Виктор удивленно рассматривал деда.
- Так я сегодня не дежурю, в конторе командированные спят, они и вызвались постеречь. Костерок-то ваш издалече видно, а мне не спится, дай думаю, схожу. Помочь чем надо? - Вопрос деда попал в самую гущу сомнений Виктора.
И Виктор, неожиданно для себя самого, рассказал деду обо всем, что так мучило его в эти дни. Как строить, какую форму выбрать? Надгробье или обелиск? И с чего начать?
Дед слушал его исповедь молча, глядя на огонь и изредка кивая, как бы подтверждая путь размышлений Виктора.
Вскоре Виктор иссяк.
- Путано выговорите и сущности преумножаете, но теперь слушайте мою сторону, разговор длинный будет... - Дед быстро взглянул на собеседника, как кольнул. - Надгробье или нечто кладбищенское вы поставить не можете - не похоронены здесь люди. Да и погостом это место нельзя считать - бой здесь был. А вот обелиск... Обелиск они, наверное, заслужили... Наверное... А чтобы вы уверовали в предмет постройки, я кое-что расскажу.
Его рассказ был поразителен. Он рассказал, что это слово происходит от древнегреческого слова "αβελίσκος", что в переводе на русский язык означает "вертел, клинок...". И что обелиски появились в египетском искусстве около две тысячи пятисотого года до нашей эры, и где находится один из первых каменных столпов. Затем он кратко пробежался по устройству этих столпов. Виктор с удивлением узнал, что вершины обелисков имеют заострение, которое греки называли "пирамидион" и что они обивали эти острия золотом. А перед храмами, продолжал горячо дед, обелиски почти всегда устанавливали парами. Зачем парами? Этому нет убедительного объяснения. Говоря это, он возбужденно ходил около костра, опустив голову и размахивая правой рукой. Левая, при этом была, как будто пришита к телу.
Неожиданная лекция продолжалась долго. Перед мысленным взором Виктора проплывали страны и эпохи, раскрывались тонкости строительной инженерии и архитектуры, мелькали имена и прозвища героев, строителей и царей...
- А в период модерна рубежа девятнадцатого-двадцатого веков вновь возникла мода, с Вашего позволения, на "египетский штиль" и обелиски появляются на фасадах и в интерьерах зданий Петрограда, да и других городов Российской Империи, сударь. За сим, позвольте закончить небольшой экскурс в мир удивительный, - дед вскинул голову и в упор посмотрел на собеседника. В его глазах отражались и плясали огни костра, и казалось, что сам Дьявол предстал перед Виктором.
- Потрясающе! Откуда?! - вырвалось у Виктора.
Дед улыбнулся, хмыкнул и опустил глаза - дьявол исчез.
- Да книжки всё это, Виктор Михайлович. Книжки и не более. Приглашаю к себе в гости и с утра. Решим вашу задачу.
Дед поднял котомку и зашагал в сторону светлеющей полоски восхода. И уже исчезая в сумерках, обернулся. - Вы раствор-то подлейте, а то работа вся даром. А уровень не проверяйте, опалубка правильно рассчитана, под обрез.
Виктор кинулся к опалубке. Совет деда оказался вовремя. Еще полчаса и весь труд был бы напрасным, так как бетон почти "подошел" к процессу затвердевания и надо было спешить.
__________________________
Надо было спешить, но разведка всё не показывалась. Время тянулось мучительно медленно и казалось осязаемым, как горячее марево над дальними горами. Ни звука не доносилось со стороны бараков. В воздухе висело тонкое комариное пение, изредка прерываемое густым басом пролетающих оводов. Вокруг ни ветерка, только зной, наполненный запахом трав и густым настоем навоза, идущего из крайнего барака, служившего коровником и конюшней - хотона, по-якутски. У хотона были оборваны ворота, и внутренняя часть строения просматривалась насквозь, открывая взору угол дальнего барака и часть тропы, идущей к его крыльцу. Но сколько капитан не всматривался в синь пролома ворот, он не улавливал даже намека на какое-либо движение.
Осторожно повернув голову, капитан наткнулся на вопросительный взгляд прапорщика Валеулина и покачал головой. Надо ждать...
Неожиданно, из тени барака всплеснуло белым. Это был сигнал разведки, мол, всё в порядке и можно идти. И словно призраки, из травы стали вставать пластуны. Зрелище было страшное! Бесшумные, похожие друг на друга, даже одинаковые на лица, люди! Они появились в разных частях поляны, как призраки. Капитан вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к таким проявлениям умения и выучки, хотя положил для достижения подобных действий не один день.
Через несколько мгновений весь отряд собрался у крыльца дальнего барака. Прозвучало несколько негромких команд и три человека исчезли в редкой тайге за опушкой - ушло боевое охранение на тропу, по которой должен был появиться отряд красных.
Красных на фактории не было, вернее сказать - уже не было. За несколько часов до появления яныгинцев, расквартированный здесь, если верить разведке, полувзвод комсомольского отряда из частей особого назначения, или, как красные сокращали - ЧОНа, ушел в поселок Аллах-Юнь, оставив в бараках двух красноармейцев.
Один из этих красноармейцев, высокий и чёрный, как цыган, был тихо ликвидирован пластунами, когда вышел из барака во двор, чтобы выплеснуть помои в лужу. И теперь он лежал в этой луже, и по его телу изредка пробегала дрожь смертельной истомы - отходил. Второго ЧОНовца зарезал поручик Бекетов. Зарезал, как свинью - ударом кинжала в затылок. Удар был такой силы, что лезвие, войдя в шею сзади, вышло в рот и отрезало язык, который теперь вылез наружу. И казалось, что лежащий на спине комсомолец, выпучил глаза и корчит смешную рожицу, показывая всем язык.