Тьма выедала глаза. В углу возится и пищит что-то живое. Тонкие усики уже касались затёкших пальцев, когда явились два светящихся глаза. Твари из темноты бросились врассып-ную. Кто-то мягкий с урчанием потёрся о лицо. Вопросительно мяукнул. Ушёл.
Кап! Кап! Кап! Непрерывный, равномерный звук сводит с ума. От холода и сырости тяжело дышать. Сколько я здесь?! Почему?! Тяжёлый бетонный потолок над головой. Я его уже ощущаю. В углу опять шорох. Время от времени вспыхивает свет. Глазам больно. Знакомый голос повторяет:
— Жива, сука? — ещё недавно в нём звучала ненависть. Теперь испуг. Почти такой же, как и у меня, когда свет гаснет, и я понимаю, что бензиновая тряпка и узлы не исчезнут.
Темнота и капель. Они невыносимы! Легче терпеть жажду. Почему приносящий свет не убьёт меня?! За что все муки?! Шорох… Свет… Голос… Шорох… Тьма… Кап… Кап…
Звонок оборвал видение. Похоже, я переступил ту грань, когда человек боится неведомого. Глотнув чая, прошёл в прихожую, взял трубку. Сообразил, что звонят в дверь. Взялся за ручку.
— Здорово, зёма, — улыбка Алика навевала мысли об апрельском, проснувшемся солнце. Всё верно — от неясных призраков к обществу довольного собой бизнесмена. Для меня это нормально. Чему ещё удивляться? Вот только мужчина за спиной приятеля — реальность или фантом? На всякий случай я кивнул и тому, и другому.
— Бледный у тебя вид что-то? — по наглости Алик не уступал Сиду. Его голос уже звучал из комнаты. Спутник бизнесмена застыл рядом со мной.
— Может, мы не вовремя? — поинтересовался он, и тут же протянул руку. — Барыбин. Борис. Не слыхали?
— Работал, Шурик? — послышалось с кухни. — Извини. Мы со своей суетой отрываем от вечного. Борька, бросай церемонии! Здесь все свои!
Борька! Значит, второй гость существовал! Я с радостью пожал тёплую (замечательные ощущения) ладонь. Где-то я уже видел это лицо. Да и имя знакомое… Чёрт возьми, совсем ошалел от мистики! Это же следователь из криминальной хроники. В жизни он казался ещё более неприятным, чем на экране. По крайней мере, мне. Ругайте меня, упрекайте, говорите, что по внешности о человеке не судят, но я не люблю толстоватых коротышек с залысинами. Не знаю почему. Может быть из-за их взгляда — они смотрят на других, как на должников, как на виновников собственной невзрачности. Они маскируются любезностью и услужливостью, но в душе ненавидят и презирают всех и вся. Они не упустят возможности утопить ближнего своего (если это, конечно, не станет достоянием гласности). Сомневаетесь? Вспомните Чичикова. Николай Васильевич знал о чём писал.
Доморощенный гений сыска одарил меня добродушнейшей улыбкой:
— Ещё раз извините. Вот так вот… Без приглашения. Я вас, кстати, по школе помню. Вы уже тогда длинные волосы носили. Верно?
— Хватит в дверях топтаться! — на кухне что-то звякало, шуршало, гремело. — За стол, братцы! Покутим по-холостяцки!
— Я вас, к сожалению, не помню, — улыбку выдавить так и не удалось. — Проходите.
— Только после вас.
Я пожал плечами и проследовал на кухню, спиной ощущая взгляд оперуполномоченного. В эту секунду я не завидовал подследственным.
30
Алик завалил письменный стол продуктово-алкогольным изобилием. Бесстыдно раскинувшие ноги жареные куры, змеевидные угри, презревшие законы природы свежая зелень и помидоры, куча прочей снеди, которую я видел лишь на картинках. Центр стола заняли три пузатых бутыли с кофейного цвета жидкостью и империалистическими буквами на этикетке.
— Оголодал, наверное, гений?! — Альберт читал одну из моих тетрадей. — Я твои покупки видел. С ума сошёл! — он глянул на следователя. — Травится палёной водкой и китайской вермишелью. Не мог ко мне подойти!
— Извини, — я забрал у него тетрадь. — Это наброски.
— Неплохо, — одобрил коммерсант. — Тебе «бабки» на издание не нужны? За мной не заржавеет. Сейчас модно на культуру отстёгивать. Только подправь кое-что.
— Я многое подправлю. Это наброски.
— Вот-вот. Незачем старое ворошить, — взгляд Алика подёрнулся льдом.
— Водка стынет, — подал голос Барыбин.
— Я бы не хотел сегодня, — жалкая попытка к сопротивлению. — Может пива?
— Совковой мочой похмеляться будешь! — Альберт свернул пробку. — Это же виски! Знаешь сколько лет выдержки?! Не обижай, Шурик! Я от всей души!
Какое возражать, если рот наполнился слюной! От чая уже тошнило. Я взял треснувшую чашку с жутко древним напитком.
— Со свиданьицем! — провозгласил Алик. Через минуту захрустели куриные кости, а похожий на гадюку угорь превратился в рядок аппетитных кусочков.
— Между первой и второй — промежуток небольшой! — торопливость тамады с тугим кошельком настораживала.
— Я на секунду, — спаиваемый писатель исчез в ванной, когда чашки опустились на стол, а из помидор брызнул сок.
Хитрите, гости дорогие?! Импортная самогонка, дорогая жрачка. К чему бы это?! Хорошо, поиграем!
Алкоголь впитался в кровь. Слабости как не бывало. Я чувствовал себя лихим парнем. Поиграем!
Когда человек балансирует на грани алкоголизма, когда он ещё старается не показать окружающим пагубной страсти, когда ему порой просто необходимо выглядеть трезвым — тогда у него появляются свои хитрости. Таких приёмов много, сейчас я выбрал нашатырный спирт. Конечно — неприятный вкус, риск переборщить и сжечь язык. Но эффект!
Пузырёк с мерзко пахнущей жидкостью давно и прочно обосновался в моём кармане. По прибытии сюда занял место на полочке в ванной. Пришло время! Я не почувствую разницы опьянения от заграничного долгожителя и обычной водки, но жертва того стоит. Гостям я не доверял.
В пьяном кураже я плеснул в заляпанный зубной пастой стаканчик почти половину пузырька. Разбавил тёплой водой (по-видимому, благодаря стараниям Кольки холодной у меня теперь не было). Выпил. Подумал немного. Накапал ещё. Разбавил. Выпил. Кашу маслом не испортишь.
Сейчас в голове прояснится, а там уж спаивайте на здоровье, неожиданные приятели.
Я вернулся к столу. Мне вручили почти полную чашку.
— Ещё по одной и поговорим, — предложил Алик.
Вместо согласия я влил содержимое в себя.
— Теперь о деле, — Альберт отправил в рот кусочек сыра с зелёными пятнышками плесени. — Я ведь не зря вчера спрашивал о чём Игорь болтал. Да, кстати, — Бумажка с портретом Франклина легла на стол, — доктор сильно извиняется и просит забыть о случившемся.
— Уже забыл, — купюра скрылась в моём кармане.
— Ещё по одной? — предложил следователь.
— Хозяин не против? — Алик уже разливал виски по чашкам. Мне больше всех. Ещё и издевается! Я только махнул рукой.
— За дружбу, — я придал глазам осоловелость, а речи ватную тягучесть. Пусть порадуются.
Трюк удался. Гости переглянулись. Алик отставил бутыль:
— Передохнём пока, Шурик. Покурим. Поговорим. Ты закусывай, закусывай. Разговор серьёзный.
— Дело в том, что я расследую… , — начал Барыбин.
— Знаю, — я выпустил струю дыма. — По телевизору видел.
— Я не о трёх убийствах, если вы это имеете в виду.
— Двух, — поправил я.
— Трёх, зёма, — Альберт поигрывал сверкающей «Zippo». — Сегодня ещё один труп нашли.
— Вот именно, — продолжил следователь. — Дело неприятное. Но я параллельно рассле-дую обстоятельства аварии.
— Игорь-то здесь, каким боком?
— Я же вам говорю — параллельно. Но не исключено, что дела пересекутся. Криминалистика — вещь капризная — аксиом не признаёт. Тело обнаружили в километре от того места, где с вашим братом произошла неприятность. Оба происшествия почти совпадают по времени. Может быть случайность. А может…
— Игорь увидел убийцу, — догадался я. — Испугался…
Барыбин вздохнул.
— Испугался! — Алик смял сигарету. — Такие козлы…
— Альберт, я бы попросил… , — следователь отодвинул продукты, на освобождённое место явилась объёмистая папка.