Фриск облегченно вздохнула. Значит, он согласен, и пошел ей на встречу в предложении вернуть Гастера. «Либо-же, — мелькнула в ее голове мысль. — он просто не захотел спорить»
***
Оказавшись в мастерской, Санс поставил Фриск строгий наказ: будет использоваться ее Решимость, но она сама не будет мешать ему в починке машины. Девочка слушала внимательно, не упуская ни единого слова. Внутри нее все как будто сжималось и разжималось, должно быть, от сильного волнения. Она приложила руки к груди, и через секунду в них появилось маленькое, светящееся красное сердечко.
Санс вздохнул, и сдернул ткань с машины, в которую Фриск тут же закуталась. Высунув голову из ткани, она ответила на непонимающий взгляд Санса:
— Что бы у меня не возникло искушений лезть тебе под руку, пока ты работаешь.
Тот усмехнулся, и, магией взяв душу Фриск, осторожно поместил ее в специальный отсек. Сама же Фриск в этот момент выглядела несколько напуганной.
— Ты останешься цела, — пояснил Санс, похлопав девочку по плечу. — оно извлечет необходимое количество Решимости, но твоя душа останется в целости. Ты выживешь в любом случае.
Девочка с некоторой опаской кивнула, закутываясь в лиловую ткань. Если честно, ей не очень хотелось смотреть на то, как происходит процесс самого «возвращения», хоть она и осознавала, что при этом является его инициатором.
Звуки клацанья чего-то металлического долетали до нее как из густого тумана, казалось, все перед глазами странно плыло. Фриск погрузилась в странное состояние полудремы; мозг как будто спал, но тело никак не хотело отключаться. Она слышала, что происходит вокруг нее, но не придавала ни звукам, ни голосам какого-то особого значения.
***
Проснувшись (если это можно, конечно, так назвать), Фриск никак не могла понять, что ее разбудило. Это точно были не голоса, и не тихое непонятно позвякивание. Медленно, очень медленно в ее голове начали прокручиваться картинки. Она сидит на полу мастерской, закутавшись в лиловую ткань. Санс помещает ее душу в специальное отделение. И, кажется, после этого она и заснула.
Девочка медленно зашевелила руками, пытаясь стянуть с себя ткань, но никак не могла найти ее конец. Над ней раздался чей-то голос, и чьи-то руки помогли ей выпутаться. Ее уже привыкшие к темноте глаза на мгновение были ослеплены ярким светом.
Поморгав, через время она все же привыкла к свету, и увидела кое-что. Точнее, кое-кого.
Это был скелет, но не похожий ни на Санса, ни на Папируса. Высокий, в черном плаще и белом свитере, во всем его облике сквозила какая-то непонятная недостаточность, и в то же время, полная завершенность. Его худое лицо выражало непоколебимое спокойствие, которое ничего не может нарушить. Правый глаз его горел ярко-оранжевым, левый — ярко-голубым. От глаз в разные стороны шли непонятные ни то шрамы, ни то трещины. Он создавал очень странное ощущение, найти объяснение которому Фриск не могла. От скелета как будто исходило какое-то непонятное ощущение некоторой силы и ума. Это было очень странно.
Первое впечатление быстро сменилось непонятным страхом. Девочка вообще не понимала, чем это вызвано, но внутри нее появилось ощущение все больше и больше нарастающей тревоги. Возможно, скелет вызывал у нее такое чувство просто своим присутствием, но у Фриск никак не получалось найти другое объяснение. Ей мучительно хотелось что-то сделать, но тело как будто перестало ее слушать. Скелет как будто заметил это, и сказал:
— Оу. Не волнуйся, Фриск, — он говорил хриплым голосом, но Фриск больше всего удивило не это, и даже не то, что он знает ее имя. Девочку гораздо больше удивил его мягкий, чуть ли не отцовский тон, хотя от него она ожидала максимально холодного и резкого обращения. — я тебя не обижу.
Она неловко улыбнулась. Ей почему-то захотелось поверить в эти слова. Просто так, без какой-либо причины. Девочка огляделась. Все было таким-же как и несколько минут назад. Ничего не поменялось, если не считать присутствия Гастера.
Санс негромко окликнул отца. Тот обернулся. Между ними начался какой-то разговор, но Фриск не слушала. Она была рада, что у нее появился повод выйти из мастерской, оставив этих двоих. Даже не смотря на то, что страх и тревога начали сходить на нет, ей все равно не хотелось находиться в присутствии Гастера.
Девочка медленно сделала несколько шагов к лестнице, и убедившись, что никто на нее не смотрит, во мгновение ока выскользнула за дверь. Очутившись на холодном воздухе, Фриск вдруг поняла, что не знает, куда именно идет. И тут же ей в голову пришла идея. Она подошла к входной двери, и, взявшись за один из столбов, что держали навес, и медленно, но верно полезла вверх. Вскоре она очутилась на навесе, и зарывшись в снег, стала ждать.
Ей было любопытно, что именно станет делать Гастер, оказавшись на пороге дома братьев-скелетов, и как именно он поступит. Но при этом ей хотелось, что-бы никто ее не заметил.
Вскоре послышались тихие шаги. Изначально Фриск вообще показалось, что это простой шорох, который производит вспорхнувшая с дерева птица. Но через каких-то пару секунд где-то в темноте сверкнули чьи-то глаза. Она тут же поняла, что это никто иной, как Гастер. Девочка подметила, что в каждом его движении сквозит неясная гибкая грация. Скелет остановился, глядя в окно. Фриск не знала, что сейчас происходит в самом доме, но это вызвало у Гастера улыбку. Она не была какой-то безумной или холодной, как можно было бы ожидать. Она была какой-то уютной и по-отечески теплой.
Когда скелет был у входной двери, он неожиданно сказал такое, от чего Фриск чуть не свалилась с навеса:
— Кстати, мне кажется, тебе стоит слезть оттуда. Мало ли что может произойти, если ты упадешь. Разумеется, если для тебя это не слишком фрискованно.
Девочка с трудом подавила смешок. Теперь ясно, откуда у Санса такое чувство юмора. Помолчав немного, она сказала, борясь со смехом:
— Если я упала с горы, каким-то чудом не сломав себе руки и ноги, то упади я отсюда, то мне это даже царапины не оставит.
— Действительно. — в голосе ученого послышалась улыбка.
Фриск медленно слезла с навеса, но когда очутилась на снегу, Гастера на пороге уже не было. Из дома послышались голоса. Фриск не решилась заходить — пусть семья поговорит без лишних глаз. Не к чему их тревожить.
========== || ==========
Во всем доме было тихо, что, кстати, было очень необычно. Вся эта тишина дарила какое-то странное чувство — все было слишком непривычно. Ибо обычно тишина окутывала дом только в двух случаях: по ночам, и когда Гастер разнимал конфликтующих детей, и те больше не отваживались спорить, предпочитая сидеть в молчании.