— Прости, — лепетала я. — Прости, Ротер… я все сделала не так, я совершила ошибку, которая убила нашу любовь, убила нас… сделала меня монстром и в итоге уничтожила меня. Прости… я не думала, я не хотела…
К этому моменту я уже рыдала навзрыд. Ратмир обнимал меня и… тоже плакал. Это было какое-то безумие двух сошедших с ума и совершенно невменяемых людей. Мы плакали, обмывая слезами ту яркую и горькую историю, которая когда-то случилась между нами. Мы не могли остановиться, мы вновь стали прежними, провалились в прошлое, которое мечтали исправить в настоящем. Я поняла, что все это время мой муж жил воспоминаниями, он не смог смириться, не забыл, а лишь немного заглушил испепеляющую изнутри боль…
Ратмир целовал мои холодные дрожащие руки, снимал губами слезы с моих щёк, прижимал к себе так сильно, что казалось наши сердца стучали одновременно, пытаясь замкнуть связи между нами. Чтобы они больше никогда не обрывались так глупо. Не знаю, сколько прошло времени, оно словно остановилось и мы очнулись, когда уже стемнело, а в дверь настойчиво стучала хозяйка Лайта с просьбой подать, наконец, ужин.
— Алёна… — наконец вымолвил Ратмир и я поняла, что он пришёл в себя. Круг наших жизней замкнулся и мы ощутили небывалый прилив свободы. Наверное, я многому научилась с того раза, с той жизни… Ведь, став Алёной, я была готова когтями бороться за свои желания и выгрызать куски независимости, несмотря ни на что. Я стала насмешливой, я смеялась даже тогда, когда стояла на пороге жизни и смерти.
— Алёна! — снова позвал Ратмир. Теперь он отчетливо смотрел мне в глаза, взгляд стал уверенным и концентрированным.
— Ратмир!.. — отозвалась я и, не выдержав, прильнула к его груди, смущаясь своих слез. Леший его побери, мне кажется, я никогда не страдала сентиментальностью.
— Я тоже соскучился!.. — послышался знакомый смешок.
— Ты меня напугал! — буркнула я, рукавом смахивая слезу.
— Ты тоже меня не порадовала, когда второй раз решила залезть в пекло! — хмыкнул муженек, а я даже не обиделась. Наверное, сказалась долгая разлука.
— Я не специально! — глупо оправдалась я. — Все было сделано с благими целями…
— Угу, — решил не комментировать мои глупости он. — Будем считать, что я пострадал по твоей вине. И ты мне кое-что задолжала… — сказал мерзавец, выразительно заглядывая в вырез довольно открытого платья. Матушка сумела всунуть его мне на прощанье, вместо тех тряпок, в которые превратилась моя одежда за время приключений. Теперь я понимаю, почему мужчин сравнивают с животными. Пережив такое и лежа в бинтах на кровати, его мысли, как шары, скатываются по наклонной поверхности в сферу примитивных желаний.
— Ты еще не поправился! — нахмурилась я и осеклась, ощутив животом эти самые примитивные желания. Я до сих пор обнимала Ратмира в порыве своей сентиментальности и, вышло так, совершенно ненамеренно, что возлежала на нем. Но мужчина оценил мою чувствительность иначе. Словно пугливая лань, я сделала попытку резво отпрыгнуть в сторону, подальше от всего примитивного. Но не успела.
— Может быть, я еще и не поправился! — согласился нахал, резко заграбастав меня руками. — Но вот некоторые мои части — точно да!
Довольно резво для тяжелобольного он опрокинул меня на спину и, потягивая затекшие конечности, наполз сверху. Я же для себя решила побыть пока правильной женой, делающей все для выздоровления мужа. И пока некоторые его части занимались реализацией своих примитивных желаний, своим частям я тоже не мешала. В конце концов, должна же я обнаружить обещанный книгами океан блаженства. Впрочем… в этот раз это сделать оказалось не сложно и вскоре мое сознание окончательно пало под натиском незатейливых потребностей.
Обнаружив себя через некоторое время совершенно без мыслей (ровно как и без какой-либо одежды) под прицелом самодовольно улыбающегося Ратмира, я все-таки призвала разум к порядку и вытащила спрятавшиеся по углам размышления на поверхность сознания. Мой несдержанный язык тут же ляпнул:
— Неплохо для твоего возраста, не так ли?
— Алёна!.. — нахмурился Ратмир и тут же отстранился, изучающе глядя на меня. Я пожалела, что завела этот разговор именно сейчас. — Ты же знаешь… Конвалюция, что в переводе означает оживление… Лес меняет наши свойства. Наша душа начинает сильнее подпитывать тело и оно становится выносливей. Это не означает, что оно перестало стареть. Просто другой темп… Судьба лишь позволяет нам узнать больше за одну эту жизнь, всего лишь…
— Все равно!.. — не хотела сдаваться я. — Мог бы мне и рассказать. И сколько же тебе лет, Ротер? Сто или может быть тысяча?
— Чуть больше ста… — вздохнул муж. — Но чувствую я себя гораздо моложе! — оптимистично изрек он.
— Я заметила… — буркнула я, покосившись на средние части его тела. — Уже двух меня чуть не пережил!
— Это потому что кто-то любопытный все время лезет на рожон! — хмыкнул он. — Придётся посадить тебя под домашний арест…
— В свете последних обстоятельств, я бы и сама с удовольствием посидела дома. Приключений мне достаточно, — проворчала я.
— Надеюсь, что ты считаешь лес своим домом, Алёна, — очень серьёзно произнёс Ратмир, заглядывая мне прямо в глубину души. — Мне бы не хотелось, чтобы ты когда-либо рисковала собой…
Мы немного помолчали, тишина нас сближала. Под дверью раздался нетерпеливый скулёж.
— Ты забрала Рэма, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Ратмир.
— Ты знаешь?.. — растерялась я, поспешно натягивая платье, чтобы открыть дверь.
— Конечно, — хмыкнул он. — Все твои приключения свалились мне как снег на голову, когда я мирно проводил время за изучением литературы в библиотеке. Ты научилась звать меня.
— Да, — смущаясь, ответила я, — хотя меня больше интересует твоя способность подольше остаться молодым…
Я отворила дверь и Рэм радостно и немного суетливо набросился на нас, скуля и дрыгая хвостиком, запрыгал на кровати совсем как человеческий ребёнок.
— Ты разве не заметила, что твоё тело изменилось? Думаю, тебе не избежать участи провести свою продлившуюся молодость рядом со мной…
— Мне это будет приятнее делать, если ты уберешь свои деспотические замашки, — хмыкнула я.
— Только, если я пойму, что ты больше не планируешь творить глупости! — Ратмир безоружно поднял вверх руки. Наконец, мы полностью переключили своё внимание на Рэма, тиская и заигрывая с ним.
А через неделю, когда Ратмир окончательно окреп, мы вернулись домой в сопровождении группы волтов, все это время неотступно карауливших нас в окрестностях деревни.
Когда мы въехали в наш лес, мое сердце глухо екнуло. Лес поменялся… Он стал каким-то мрачным, сухим, опустошенным. Стеклянным. Как будто из него вытянули душу и оставили пустую оболочку. И было бы хорошо, если это только плод моей разыгравшейся фантазии в вечернее время, когда солнце сдаёт позиции укутывающей темноте. Нет. Ратмир и волты тоже застыли в недоумении, усердно принюхиваясь.