— А ты принес пистолет?
Я аж взвился в кресле вместе с нею, однако попытался пошутить:
— Какой именно пистолет ты имеешь в виду?
— Не прикидывайся, милый, — был ответ. — Все вы, когда уходите, обещаете мне пистолет, но так до сих пор и не принесли.
("Все"?.. Что это значит?.. Кажется, понял!.. Да, это — подарок…)
С трудом освободив голову из мягкого плена, я нежно поцеловал ее в губы, едва не задохнувшись при этом в винных парах. Глаза "Майки" затуманились.
— Так… принес?..
Я кивнул:
— Да. Но… но зачем он тебе?
Она провела пальцем по старому шраму на моем левом виске.
— Дурачок! Конечно, чтобы убить его, разве не ясно?!
У меня запершило в горле.
— К-кого?
И снова звонкий девичий смех:
— Глупый! Ну разумеется, эту мразь, кого еще. А то он опять замурует меня в больницу, а я этого больше не выдержу…
Ее руки проворно пробежались по моему телу, и вдруг она резко встала и в мгновение ока стянула через голову черное платье. Под платьем ничего не было. Я имею в виду белье. Все остальное было на месте.
Слушайте, я не аскет какой-то там или схимник, но с сумасшедшей…
Однако внутренний голос сурово и жестко приказал: "Надо, Федя. Надо!", и я с волнением протянул лапы к бедной жене подполковника Мошкина.
Но "Майка" неожиданно шлепнула меня по рукам.
Я замер.
— Ч-чего?..
— Ничего, — хихикнула она. — Сперва пистолет.
…. Я положил "макарова" на пол и задвинул ногой подальше под кровать — мало ли.
Она внезапно приникла к моему уху и, возбужденно вибрируя всем телом, шепнула:
— Ты никогда не мечтал стать путешественником?
Я скрипнул зубами.
— То есть?
Влажный укус в мочку.
— Сейчас ты попадешь туда, где давным-давно не ступала нога человека…
— Нога?! — не удержался я.
— Ослик, это метафора!
Я вздохнул и поднял ее над кроватью.
— А давным-давно — это сколько?
Серые глаза потемнели, и она вытянулась на моих руках как кошка.
— Не издевайся! Ты же прекрасно знаешь, что вы приходите раз в месяц…
Укладывая ее на постель, я подумал, что, кажется, в данный момент она вполне в себе и в своем уме. Нет, ну а я-то? Я?..
Уже взявшись за ручку двери, я вдруг услышал за спиной сухой щелчок. Медленно повернул голову…
"Майка" стояла голая посреди коридора и, широко расставив ноги и держа обеими руками пистолет, тщательно целилась мне в переносицу.
В пасти у меня вмиг пересохло.
— Т-ты… з-зачем?..
Она громко расхохоталась:
— Да низачем! Просто так, тренируюсь. — Опустила оружие. — Дурашка, да ведь если я тебя сейчас застрелю, соседи сразу вызовут милицию и тогда я уже не смогу убить мужа, правда?
— Кхгм… правда… — с позорным малодушием, но и немалым облегчением подтвердил я. — Тогда уж точно не сможешь.
"Майка" глубокомысленно нахмурилась:
— Ну вот. А для меня главное убить его, потому что он плохой — запер меня и не любит, только раз в месяц присылает вас. А раз в месяц это же мало, да?
— Ну еще бы! — горячо согласился я.
— А вот ты хороший, — помолчав, добавила она. — Ты дал мне пистолет и любишь меня. Ведь любишь?
— Конечно, люблю, — не отрывая взгляда от ствола, заверил я и робко спросил: — Можно, пойду? А то, понимаешь, на службу опаздываю.
Она кивнула:
— Иди-иди! И приходи через месяц. Сегодня я его убью, через три дня похороны, поминки, потом девять дней, немножко траура… Да, приходи как раз через месяц.
— Обязательно.
Из квартиры я выперся задом и, захлопнув за собой дверь, кинулся вниз по лестнице, точно за мной гнались сейчас все бандиты и менты этого города. Я скакал по ступенькам и думал, что она забыла про "сорок дней". А еще…
А еще меня попутно терзал все тот же извечный гадский макиавеллиевский вопрос — действительно ли все средства хороши для достижения цели?
Нет-нет, сердцем-то я понимал, что не все, далеко не все! Но вот рассудком…
Хотя, думал ли я, что ради достижения э т о й цели придется переспать с сумасшедшей?
Нет, вот такого не думал.
Ей-богу, не думал.
Глава тринадцатая
Когда, минуя мужланские объятия Джона и элегантно, хоть и несколько виновато в душе чмокнув по пути Маргариту в щечку, я ввалился в библиотеку (где еще быть Профессору — только в библиотеке), он сидел в кресле с томом Карлейля в одной руке и стаканом в другой. В том, что в стакане ни молекулы спирта, я абсолютно не сомневался: в отличие от нас, грешных, Профессор "позволял" себе лишь ну уж в самых экстраординарных случаях.