— Вовсе нет. — И достаточно культурен, а может быть даже и образован. — Вовсе нет, охрану к вам приставлять ни к чему. Просто в обмен на энную, чисто символическую сумму вы получите от нас своего рода свидетельство…
— Мандат, что ли? — перебил я.
Он покрутил головой:
— Ну-у, можно выразиться и так. И вот там будет сказано, что…
— Что отныне грабить меня на дорогах вашей прекрасной, гостеприимной и хлебосольной области имеете право исключительно вы, — докончил я. — Правильно, юноша?
Он отпрянул, и глаза его недобро сузились. Мальчонка наконец-то смекнул, что над ним издеваются. Ну что ж, лучше, конечно, раньше, чем позже, однако все ж таки лучше позже, нежели никогда.
Он смекнул — и вмиг от недавней интеллигентности не осталось и следа.
— Слушай, дядя, — зло процедил он. — Если не понимаешь человеческого отношения, то… — Рука медленно поползла к карману. Его напарник, сообразив, что дело принимает новый оборот, подтянулся к "ведущему". — То посмотрим, что скажешь на это…
Джон зарычал.
— Фу! — оборвал я его и снова повернулся к шоссейному "Робин Гуду".
Физиономия того уже побагровела, а я добродушно улыбнулся:
— Остынь, горячий черноземный парень. — Поинтересовался: — Какая у вас такса?
Он угрюмо и настороженно сообщил, какая.
Я улыбнулся еще добродушнее. Похлопал себя по карманам и вздохнул:
— Вот жалость-то, в дороге поиздержался. А натурой возьмете?
Он напрягся:
— Что значит — натурой?
— Да есть у меня одна хреновина… Эх-х-х, самому нужна, да уж больно хорошие вы ребята…
Я еще болтал, а правая рука уже скользила под сиденье. Легкий нажим в определенном, замаскированном обивкой месте — и на ладонь бесшумно упала граната.
— Крррасота! — восторженно поцокал языком я и, выдернув чеку, протянул "лимонку" парню в окно: — Держи! Для доброго человека не жалко…
Он шарахнулся от машины, но я уже открывал дверь:
— Стоять, мразь!
Он замер.
Второй "благодетель" сделал было попытку произвести какие-то маловразумительные телодвижения, однако я только глянул на него — и он тоже застыл как истукан.
Я удивился:
— Вы чего это в лице переменивши? Или вы заболевши? — Потом решил, что хватит паясничать, и уже совсем в ином ключе добавил: — А ну, шагом марш за машину, щенки!
"Щенки" послушно выполнили это пожелание, не отрывая глаз от моего кулака с гранатой. Мимо проносились автомобили, водители которых не проявляли ни малейшего интереса к нашей маленькой жанровой сценке, смысл коей был бы вообще-то понятен любому, кто захотел бы его понять. Просквозил в даль светлую и "гаишный" "жигуль", тоже не обративший на нас никакого внимания. Это что? Симбиоз? Или импринтинг? Но тут я, правда, только порадовался, что мусора не остановились. Граната-то настоящая.
Когда оба завернули за мою "десятку", я присоединился к ним и распахнул заднюю дверцу. Джон радостно выпрыгнул на траву и вопросительно уставился на меня, точно интересуясь, что с этими гавриками делать.
Я строго сказал:
— Охраняй. — И добавил: — Пока охраняй, а там… А там поглядим.
Теперь их молодые лица явно не дышали недавней самоуверенностью.
— Ты, — ткнул я гранатой в своего собеседника. — Ты первый. Сейчас достанешь левой рукой из правого кармана пушку и бросишь на мать-сыру-землю. Усёк? И двумя пальчиками. Слышись, сучонок? Коли увижу, что гребешь клешней — не обижайся. А ты замри! — Это второму. — Отомрешь, когда разрешу.
Ребята оказались понятливые. Они по очереди расстались со своим арсеналом, и я попросил Джона:
— Пиль!
Тот притащил мне сначала "макаров", а потом "ТТ". Я похвалил всех троих:
— Молодцы! — Кинул пистолеты в машину, и уже только парням: — Вольно! Можно перекурить и оправиться.
Однако они не собирались ни оправляться, ни курить. С настороженной ненавистью оба следили за каждым моим движением — я же всунул обратно чеку и положил гранату в карман. Потом достал сигареты. Джон тем временем смотрел на бедняг взглядом голодного упыря, который боится, что вот-вот прокричат первые петухи, а он не успеет сотворить то дело, для которого предназначен.
Я не садист, и не в моих правилах издеваться над людьми, коли они того не заслуживают. Эти, в принципе, заслуживали, однако я ведь не вчера родился, прекрасно понимал, что не их это лавочка-то. А потому спросил:
— Кто у вас главный, герои?
В ответ — презрительное молчание.
Я не стал обижаться. Просто обратился теперь к своему напарнику:
— Джон, друг мой…
Джон оскалился, и первый шакал трагическим шепотом, точно тамплиер под пыткой, выдавил: