— Во первых строках обязательно надо было…
Но я перебил:
— Слышь, завязывай, а? Что теперь толку сопли жевать! "Во первых", "во вторых"… Давай-ка снова на конь.
— В смысле?
— В смысле — бери в охапку свою профессорскую задницу и дуй опять по тому же адресу. Машину где-нибудь оставь — не далеко, но и не близко, чтоб не присекли, — и разведай обстановку. Подъезды-отъезды, подходы-отходы, кто пришел, кто ушел… Ну, не мне тебя учить. Можешь даже проникнуть на "объект", только без шороха, конечно.
Профессор напрягся:
— "Ганнибал у ворот"? (Ох, умён, ох, умён!)
Я пожал плечами:
— А пёс его знает! Может, уже и за воротами. Короче, звони, когда сочтешь нужным. — Добавил: — Пойдем, дам пушку. А заодно и с Кузнецом поздороваешься.
Доктор наук проворчал:
— Да я бы ему с большей радостью зубы пересчитал, долбодятлу такому! (Видите, каков наш Профессор. Долг для него превыше всего.)
— А вдруг он тебе? — предположил я.
Этот сноб возмутился:
— А мне-то за что?!
Я успокоил:
— Тебе не за что, ты — молодец…
Зубы, конечно, никто никому пересчитывать не собирался. Они с полминуты пообнимались в коридоре как медведи, я тоже присоединился в конце для композиции, а Джон смотрел на нас хотя и не шибко взволнованным, но все же достаточно настороженным взглядом. В перерывах между объятьями я говорил ему:
— Свои! Фу!..
Наконец Кузнец, который, за исключением полости рта, теперь весь цвел и благоухал как сиреневый куст, бросил обниматься и закричал:
— Пацаны! Да я ж главного не сказал! Я ж почему нажрался-то?
Мы с Профессором напряглись.
— И почему?..
Кузнец захохотал:
— Да в самолете, бляха-муха, вторым пилотом одноклассник мой оказался! Двадцать шесть лет не виделись, представляете?!
— Представляем, — кивнул я. — Лакали прямо за штурвалом?
Он ухмыльнулся:
— Не, начали еще в порту, когда возле буфета встретились. Случайно. Вот же бывают в жизни совпаденья, да?
— Да, — сдержанно подтвердил Профессор. — Ну а куда же, позволь узнать, первый пилот смотрел, пока вы со вторым резвились?
— Так в окно и на приборы и смотрел, — пожал плечами Кузнец. — Он что, не мужик, не понимает? Да там и лететь-то всего часа полтора…
— Однако ж нагвоздиться вы успели изрядно, — поджал губы Профессор. — А твоего одноклассника, как и тебя, в трезвяк замели?
Кузнец оторопел:
— А я чё, в трезвяк попал?!
Я тоже не стал его жалеть.
— Попал. Оттуда мы тебя, идиота, и забрали. Хорошо, что в кармане листок с телефоном и этим адресом оказался, а то так и куковал бы на топчане. Подкидыш!
Кузнец укоризненно посмотрел на меня:
— А говорил — с парашютом…
На некоторое время я напрочь лишился дара речи. А потом только и сумел промычать:
— Не, ну ты вообще, а! Это ж шутка, шутка была! Какой же придурок тебе, барану такому, парашют бы дал?!
Кузнец сморщил нос.
— Да Борька и дал бы. Мы оба как колы были.
Ну, тут даже Профессор хрюкнул:
— Прости, Толик, но в пассажирских самолетах парашюты не предусмотрены.
Кузнец вздохнул:
— Знаю. А были бы предусмотрены — точняк бы дал…
Я плюнул и пошел за стволами. Поднимаясь по лестнице в спальню, услышал, как наш небесный бухарик неожиданно спохватился:
— Э-э, а вдруг Борька и правда в трезвяке? А ну пойди позвони…
Профессор вяло отбрехивался, но воскресший из полумертвых Кузнец не унимался.
А когда через пару минут я спустился со свертком под мышкой, он встретил меня радостной детской улыбкой:
— Нету там Борьки! И не было! Значит, домой улетел!..
Внешне радуясь вместе с ним, я думал, что всё же без таких людей жить на свете было бы гораздо скучнее. А еще… А еще я думал о том, что тот, кто вообразит, что Кузнец и в самом деле какое-то невинное чудо, очень и очень ошибется. Это он с нами порой — наивняк, добряк и простак. В деле же он — весьма и весьма опасный, расчетливый и жестокий человек. И лучше уж вам встретиться на узкой дорожке со взводом каких-нибудь омоновцев, чем с одним Кузнецом.
Ей-богу, лучше.
Глава шестнадцатая
Когда Профессор, получив последний инструктаж, уехал, я притопал на кухню и объявил:
— Можешь не суетиться. Новый предмет тайных твоих воздыханий подло и вероломно отправлен мною в ссылку. Так что, родная, окромя нас с Анатолием оценить твои кулинарные эксперименты будет некому. Если только, конечно, не захочешь приобщить к своей гастрономии малютку Джона.