— Проверь!
Тот проверил.
— Да чисто.
А я опустил руки и зашагал прочь из дома, бросив по дороге косяка на наручные часы. Время, чёрт, уплывает!.. Остановился за порогом и под пристальными взорами новых знакомых запер входную дверь, а ключи сунул в карман. Они тоже сунули в карманы свои пушки, но глядели-то эти пушки все равно на меня и в любой момент могли харкнуть свинцом.
Когда мы вышли на улицу, я сказал тоном, не терпящим возражений, — козырь-то, вернее, алмаз, был покамест у меня в колоде:
— Поедем в моей машине, — и уселся за руль, а эта троица еще с минуту шушукалась — совещались, как угнездиться им. Я не прислушивался: до лампочки, все равно я ничего не собирался предпринимать в машине. Вернее — в дороге.
Наконец сели. Рядом со мной — "классик". Ну, товарищи бандиты? Погнали?
И мы погнали. Вырулили из поселка, въехали в город, однако, проезжая мимо рынка, я затормозил.
— Ты что?! — вскинулся Белый.
— Ничего, — буркнул я. — Цветы надо купить.
Он заволновался:
— Зачем цветы?
Я усмехнулся:
— Скоро узнаете. — Притворился, что собираюсь вылезать из машины: — Ждите… — И тотчас в правый бок воткнулся ствол "кольта".
— Сидеть! Зачем цветы? К бабе везешь? К бабе?!
Я пожал плечами:
— Кого трясет чужое горе? К бабе — не к бабе… Скоро поймете. Главное, я привезу вас туда, где "Скорпион". Еще вопросы будут?
Больше вопросов не последовало. Только Белый приказал "боксеру":
— Сгоняй за цветами.
Я обрадовался:
— Букет за ваш счет! — И крикнул вслед посыльному: — Бери красные розы, да покрупнее! И не жлобись там!..
"Петух" вернулся минуты через три с букетом темно-багровых роз. И правда, хороших, крупных. Сел на место и положил цветы назад, однако я потребовал:
— Дай сюда.
Он проворчал что-то под нос, но дал. Я пересчитал розы и лишнюю выбросил в окно. Остальные протянул обратно:
— Держи.
"Боксер" удивился:
— Сдурел?! — Но я на эту дерзость не обратил ни малейшего внимания. Включил зажигание и поехал.
С минуту все трое молчали. Похоже, осмысливали мое поведение. Потом толстяк негромко проговорил:
— Да ты, шутник, никак на похороны нас везешь?
Я покачал головой:
— Не, на поминки.
— И чьи же?
— Скоро узнаете.
Голос Белого позлел:
— Эй, фраер, не борзей!
— Я не фраер и не борзею. — На секунду оглянулся — голубые глаза были очень недобрыми. Плевать. — Я сказал, что еду туда, где алмаз? Сказал. Что еще? Да, кстати, а вы, уважаемый, не боитесь, что за этот уголёк еще сегодня соратнички с вас шкуру снимут? Небось сидят уже и ручонки потирают: скоро папка с добычей вернется…
— Не считай меня лохом! — рявкнул он. — Остальные не при делах, только эти двое.
— Тогда нормально, — одобрительно кивнул я, а про себя подумал: "Совсем рехнулся, такое ляпать!" Ну, спасибо. Большое спасибо, "дядя"!
Минут через пять Белый снова подал голос:
— На кладбище, что ли, едем?
— На кладбище, — подтвердил я, глядя на часы (время, время!).
— Погоди, выходит, цветы…
— Положу на могилу друга, а заодно и прощения попрошу.
— И за что же? — фыркнул толстяк.
— А за беспокойство. Думаете, это хорошо — тревожить прах усопшего?
— "Тревожить прах усопшего"… — задумчиво повторил Белый. — Постой, ты хочешь сказать…
— Ага, — кивнул я. — Именно. А чем не тайник?
— Могила?!
Я вздохнул:
— Ну, не совсем. В общем, скоро узнаете…
Как я и надеялся, на кладбище уже никого не было. Нет, может, где-то люди еще и были, однако мы их не встретили. Я шагал чуть впереди, Белый со своими ублюдками — следом (ворота оказались закованы в цепи, и машину пришлось оставить за высоким забором). Свернув с центральной аллеи влево, я прошел по дорожке между рядами могил; еще раз налево, теперь направо и прямо. Вот. Пришли…
Строгий гранитный памятник. Без портрета, только ФИО и годы жизни. Год достаточно уже далекий — и год прошлый. Ограды нет, вместо нее — гранитные же столбики, обрамленные тяжелыми провисающими цепями. Массивное надгробье, полуприкрытое побитыми дождями и ветром венками, букет завядших цветов… Мой букет. Его я принес сюда три дня назад, а сегодня… сегодня, Серый, я принес тебе свежий. А еще… Извини, но еще я приволок к тебе эту мразь, в трех экземплярах. Прости, не было выхода, но я исправлюсь, вот увидишь — исправлюсь…
Оглянулся:
— Стойте!
Они замерли шагов за пять до цепи. Белый разинул было пасть, однако, увидев выражение моего лица, осёкся на полуслове.