— Подождите там, — рыкнул я. — То, за чем шли, вы скоро получите.
Склонившись над надгробьем, я бережно положил к изголовью цветы. "Красная роза — эмблема печали…" Спасибо тебе, конечно, "боксер", за розы, но…
Начал поправлять венки. Поставил один поровнее, другой… Третий же — "От любящей жены" — "нечаянно" зацепил локтем, и венок чуть накренился. Я сунул под него руку, поправить…
Поправил… И…
И, молниеносно вырвав снова на свет божий правую руку с прошлогодним "глоком", не поднимаясь с колена, выпустил из-под левого локтя, точно наугад, две пули…
Но, конечно же, не наугад.
Звенящую тишину "Дома мертвых" пробили два грома, и телохранители Белого рухнули как убитые.
А они и были теперь убитые: "борцу" пуля попала в сердце, и он свалился на покрытую молодой зеленой травой дорожку, а "боксеру" свинец угодил в лоб. Его отшвырнуло на металлический заборчик соседней могилы, и упал он не сразу — покорячился, уже наверное чисто рефлекторно, на железных штырях и медленно сполз спиной на землю. Извини, "боксер", розы ты и впрямь купил замечательные.
А потом…
А потом я улыбнулся Белому, но, боюсь, улыбка та была больше похожа на волчий оскал…
Судя по выражению круглой рожи толстяка — действительно похожа.
Оружие у него было — это я присёк еще в первый момент нашего "знакомства", однако он не сделал даже попытки вытащить его из кармана куртки. И напрасно — нормальные мужики умирают с оружием в руке, а не в кармане…
Поскольку на звуки выстрелов могли прибежать люди, надо было спешить. И я поспешил. Но не очень.
Я не очень поспешно сказал:
— Ну вот и всё, Пал Васильич. Вот и приехали…
Он задрожал:
— Т-ты… в-вы…
Я махнул свободной рукой:
— Поздно выкать, Белый! Финита ля комедиа, потому я и говорю сейчас — ты…
Он слабо охнул, а я, достав из кармана трупа "борца" кольт, выпрямился и вежливо сказал:
— Прощай, Паша.
И выстрелил ему в печень. Не в голову, не в сердце, а в печень. Так надо.
Он скорчился как эмбрион и упал на траву. Я же тщательно протер "глок" и вложил в его правую руку. А кольт "борца" в руку "борца" же и вложил. Потом забрал из кармана Белого его ствол — о, "магнум"! — и…
И всё.
Ушел. Другой дорогой. Не той, которой пришел. И, к счастью, не встретил никого по пути.
Сев за руль, я мысленно похвалил себя за двойную предусмотрительность. Во-первых, за то, что год назад не утопил вместе с остальными игрушками в сортире "глок", а спрятал в надежном месте. И во-вторых — за то, что позапозавчера, как чуял, устроил на могиле Серого тайник на самый-самый крайний случай.
Пригодилось.
Прости еще раз, Серый, за беспокойство. Ради бога, прости…
Считай, что этих скотов я принес тебе в жертву.
Будто свечки поставил.
Три поставил — три погасил.
А ты спи, Серый, спи…
Глава восемнадцатая
Не доехав с километр до резиденции Паука, я притормозил и, взяв телефон, набрал номер.
Секунд через пятнадцать:
— Да-а-а, — нараспев протянула Лариса своим неподражаемым влажно-тропическим голосом, и я на миг невольно вспомнил не только голос, а и всё остальное. — Слушаю вас…
— А я вас, — признался я. — Слушаю и просто млею.
Короткая пауза.
— Что ты хотел? — Влажные тропики враз сменились сухими.
Я вздохнул:
— Что хотел… Ох, дорогая, многого, многого я хотел бы…
Она перебила:
— На пустой трёп у меня нет времени. Если ты не по делу…
Я испугался, что бросит трубку.
— По делу, по делу! — А про себя подумал: странно, что и у тебя, о прекраснозадая, именно сейчас нет времени. Весьма странно…
— Тогда говори, — потребовала Лариса. — И побыстрее.
Я кивнул:
— Говорю. Сначала вопрос: где ваш охранник?
— Не знаю. Часа три назад ему позвонил Владимир Евгеньевич, и Витя уехал.
— Куда?
— Не знаю. Что еще?
— Что еще?.. — Я на мгновенье умолк, подбирая слова. Подобрал. — А вот что. Слушай внимательно. Ровно через пять минут вы с Татьяной Николаевной должны стоять у калитки, понятно?
— Вообще-то я сегодня стояла уже у калитки, — насмешливо проговорила Лариса. — Больше не хочется, спасибо!
— Подожди-подожди, — заволновался я. — Прости, что так получилось, но я не нарочно, клянусь!..
— Верю, — хохотнула она. — Говорят, у твоего пса запор? Поздравляю!
— Благодарю, — пробормотал я. — Да послушай же! Дело очень важное. Я обязательно должен сказать вам обеим…
— Что?