Она меланхолично пожала плечами:
— Так заходите.
Я не понял.
— Чего?
— Заходите, — повторила девушка.
— Куда?
— Ну, сюда.
— К вам?! — поразился я.
— Да, а что?
— Нет-нет, ничего! Но подождите, а разве у вас нет инструкций?
— Инструкций? — переспросила девушка.
— Ага. Или чего-то в этом роде. Вот ваш визави, — мотнул головой на негостеприимный киоск напротив, — меня не впустил. Испугался, что ограблю. Да, кстати, а вы не боитесь?
Она снова флегматично повела плечом:
— Не очень.
Я вздохнул:
— Нет, понятно, что мои порядочность и интеллигентность бросаются в глаза даже в пьяном виде, но… все-таки… Хотя не очень я уже и пьяный, — подумав, рассудительно добавил я. — Зима ведь. Но вы же меня совсем не знаете!
Девушка повысила голос:
— Слушайте, или заходите, или я закрываю. Холодно!
— Иду-иду! — испуганно воскликнул я. — Иду, о милосердная! Бегу!
Я обогнул киоск и ввалился в приотворившуюся дверь. Девушка защелкнула замок и показала на табурет возле огромного калорифера:
— Садитесь и грейтесь, а то вы похожи на Деда Мороза.
— Угу… — Я плюхнулся на табуретку, рефлекторно продолжая прижимать к груди "Букет Абхазии".
Она сказала:
— Можете поставить. Не бойтесь, не выпью.
— Совсем и не боюсь, — прошамкал я и опустил пузырь на пол. После этого засунул в карман перчатки и протянул руки к теплу.
— Ну и долго вы… это? — спросила благодетельница, присев на стул напротив. — Гуляете?
Я поёжился:
— Да прилично… Понимаете, я родом из этих краев, хотя уже давно живу в другом месте. Однако вот ностальгия, знаете ли, иной раз так прихватит… просто ужас! А кстати, вам известно, что лет двадцать назад на месте этого замечательного киоска стояли дома?
Она покачала головой:
— Нет, не известно, мне всего девятнадцать.
Я снова вздохнул:
— Понятно.
— А вам?
— Что — мне?
— Сколько лет вам?
Я уныло повесил над калорифером нос.
— Умножьте свой возраст на два — и то сделаете комплимент.
Девушка рассмеялась:
— Ну умножила!
— А теперь приплюсуйте комплимент.
— Большой?
Я почесал затылок:
— Да годика этак четыре. — И едва ли не впервые внимательно посмотрел на нее. Короткие светлые волосы, карие глаза, тонкий нос, чуть припухлые губы, точеная фигурка. Хорошая девушка…
Она тоже смотрела на меня. Не слишком, впрочем, любопытным взглядом. Хотя, люди добрые, да кто я такой, чтобы девятнадцатилетняя юница смотрела на меня взглядом слишком любопытным?
Постепенно от тепла калорифера я немного осовел и кивнул на бутылку:
— И чего же мы ждем?
Она мило сморщила носик:
— А что, это так уж необходимо? Вы, кажется, согрелись.
Я возразил:
— Телом, но не душой.
Девушка вздохнула:
— Но ведь вы, простите, и так…
— Пьяный? Да нет. Уже нет. Видели бы вы меня часа три назад. Вот тогда да, а теперь… Нет-нет, теперь уже нет.
Я откупорил бутылку, а она потянулась к прилавку за шоколадкой. Приятно для обозрения, надо заметить, потянулась. Взяла, развернула и положила на колени.
— Айн момент! — Я полез в карман.
Она махнула рукой:
— Бросьте. Пусть это будет моя доля.
Я важно поднял указательный палец:
— Деточка, неужели вам здесь платят столько, что вы можете позволить себе угощать залётных, извините, раздолбаев шоколадом? По глазам вижу, нет. Так что не будем, ладно? — И положил деньги на картонный ящик из-под шампанского.
Девушка прищурилась:
— Вы еще скажете — сдачи не надо?
Я помотал головой:
— Не скажу. Это будет уже оскорбление. — И принялся разливать вино по стаканчикам. — Ну, давайте за… за… ну, хотя бы за встречу.
Ее брови поползли вверх:
— Это в каком же смысле?! (Нет, а действительно хорошая девушка.)
Я замахал квадратиком шоколадки:
— Господи, да ни в каком! Ну вот просто я замерзал тут, у вашего порога, как бродячий пёс, а вы… подобрали, обогрели…
Мы беззвучно чокнулись, и я вылил содержимое стакана в пасть. Она пила медленно, маленькими глотками.
Не допила, и я запротестовал:
— До дна, до дна!
В общем, вскоре я опять окосел. Нет, не так чтобы очень, но окосел. И мною, чёрт, в какой-то момент овладел эдакий менторский пафос: такая прекрасная девушка — и в ночном киоске! Безобразие, разве ж это дело? Не дело! Надо учиться. Обязательно надо учиться, учиться и учиться…