Ободрил как в воду опущенных капшозерских мужиков:
— На ошибках учатся».
В 1988 году в Новую Ладогу приезжал адмирал Чероков, в войну командовавший Ладожской флотилией. О Суханове Чероков сказал так:
— Он командовал в нашей флотилии кораблем, небольшим — больших на Ладоге не было, — но не самым маленьким, пригодным для высадки десанта... Суханов был в бою безупречно храбрым. Помню, высаживали десант, в сорок третьем году... У Суханова на корабле отказал двигатель, ветром его понесло под вражеские пулеметы. Суханов стоял в рубке абсолютно спокойный, только спрашивал у моториста: «Как, скоро?» Спокойствие командира передалось команде, двигатель починили, задание выполнили.
Когда Суханова сместили с председательского поста, у него появилось время и он приналег на огородные культуры, особо на помидоры. У него дом, огород — все большое, как сам хозяин. Бывало, приеду к нему, он обязательно поведет на плантацию, в теплицы; на рослых стеблях красуются томаты, и круглые, и яйцевидные, желтые и алые. Особенно хвастался хозяин помидором «бычье сердце», при этом вздымал указующий перст, произносил монолог: «Вот видишь? Все выращено на нашей земле, на супеси и суглинке. Наша земля все может родить, если к ней приложить руки и разумение. Вот эти руки. Уловил?» Мне представлялось, что первый рыбак на Ладоге может обрести второе дыхание как образцово-показательный огородник. Накормит Новую Ладогу томатами.
Осенью 1991 года рано утром у меня дома раздался звонок, женский знакомый голос донесся издалека: «С вами будет говорить председатель колхоза Калинина Алексей Николаевич Суханов». Я не успел изумиться, в трубке загремело: «Я принял колхоз. Народ меня выбрал. Приезжай. Напишешь о рыбаках. Проблем много». В голосе Суханова преобладала надо всем торжествующая нота.
Суханов меня пригласил, однако я не поехал: писать-то некуда, не во что, и если раньше проблемы решались через печатное слово, для того и писали, то нынче хоть волком вой, никто не услышит. Но приглашение оставалось в силе, в сознании то и дело зажигалось: «Суханов». Как-то проснулся, и будто кто мне шепнул: «Пора, а то будет поздно». Вскочил как встрепанный, помчался на автобусный вокзал, взял билет на ближайший — тихвинский — автобус, до Юшкова...
В тот день Суханов уехал в Питер, по вызову в прокуратуру, в связи с замором рыбы... А дело такое (излагаю его по версии Суханова): пошла на нерест ладожская корюшка, шла себе и шла, ловилась в колхозные мережи, торговцы охотно брали крупную, мелкую не очень. 29-30 апреля температура воздуха поднялась до 25-26 градусов, соответственно прогрелся верхний слой воды. Мелкая корюшка как оголтелая всей громадой поперла в места нерестилищ. В бригадах колхоза загодя были поставлены большие мережи, и так они забились, огрузли, хоть кричи караул. Не вытащишь рыбу живую, протухнет в воде, и нерестилища погибнут. Вытащили. А дальше? Рыбокомбинат не взял: подорожала жестянка для банок, консервировать невыгодно. Рыбохранища забиты океанической рыбой. Суханов давал телеграммы: и Собчаку, в Новгород, и в Тихвин: берите корюшку, почти задарма. Только военные откликнулись — спасибо! — а так все отказались: дорого вывозить. «Семьсот тонн корюшки закопали в землю — на удобрение, — сказал мне Суханов, — если так дальше пойдет, такое соотношение цен, будет голод».
На другой день Суханов уехал в Усть-Нарву, где у колхоза база и флот. То и другое прибрали к рукам эстонцы.
На третий день пребывания в Новой Ладоге я пришел домой к Суханову, он сидел на кухне за обеденным столом, такой, как всегда, грохнул ребром ладони по столу: «Ты на какой позиции?» — «Будьте благонадежны, Алексей Николаевич, на правильной». Мы пообсуждали наши позиции (кем-то замечено: где двое русских, там четыре партии), сошлись на том, что оба — на русской позиции. Суханов заверил, что колхоз пойдет социалистическим путем (хотя акционирован), что спекуляции народным добром он не допустит. Разливая щи по тарелкам, хозяйка вставила: «Вы проговорите, а колхоз растащат».
Хозяин по обыкновению посвящал меня в важные для него моменты собственной судьбы, всегда совпадающие с моментами общественной ситуации:
— Излагаю тебе мою биографию с того места, на котором — помнишь? — остановились. Должность заместителя председателя колхоза, которую я занимал, упразднили, выходить на работу не надо. Директор рыбокомбината позвонил: «Есть для тебя место, выходи». Я вышел... Помнишь, я тебе показывал пруды у нас вырыты под карпа? Я звоню в Киев Анатолию Сидоровичу Стеценко, по старой памяти, номер его сохранился, у него в свое время молодь брал, там это дело отлажено. Говорю: «Помнишь, Анатолий Сидорович, это Суханов?» — «Ты еще на месте?» — он меня спрашивает. Я говорю: «На месте. Продай мне молоди карпа». Он говорит: «Пораньше бы позвонил». Я ему: «Такое дело, Анатолий Сидорович, по старой дружбе, позарез надо», — «Ну ладно, — он говорит, — присылай рыбовода». Послали молодого человека в Киев на улицу Подлиповую, дом 13, Стеценко отгрузил карпа — и вагоны нашлись под рыбу; молодой карп в наши пруды запущен; съездим, я тебе покажу.