– Не скажи, – возразил Шандор; оказывается, последние слова она произнесла вслух, – это дело давно сговоренное, еще когда невесте лет шесть было. Семья у них богатая, так что откладывать никак нельзя. У нас закон такой, а закон нарушать нельзя, это святое.
Он нашел широкую чашку, налил туда вина, разбавив водой, накрошил мелко пирога и стал кормить старуху, ласково приговаривая что-то на своем языке. Старуха разевала рот без единого зуба, черный как могила. Лера налила себе вина, это оказалась крепкая домашняя настойка. Когда-то мама делала такую – на вишнях.
У них в саду росло большое дерево, Лере с ее высоким ростом было легко собирать ягоды. Она вдруг увидела воочию солнечный летний день, Женька сидит на вишне, она, Лера, принимает от него наполненное ягодами ведерко, а мама смотрит на них с крыльца, ласково щурясь, – непривычно оживленная, в светлом цветастом платке, и губы, вымазанные вишневым соком, улыбаются счастливо…
«Размечталась! – тут же одернула она себя. – Нашла время. Никого больше нет – ни мамы, ни братишки». Они все умерли, у нее, Леры, не осталось никого из родных. Она одна на этом свете и может рассчитывать только на себя. Так что не время распускаться.
Она прислушалась. Старуха говорила что-то шамкающим ртом, Шандор слушал, потом ответил ей уже не ласково, а серьезно и настороженно. Лера не понимала ни слова, но уловила интонацию разговора. Она, безусловно, была тревожной. Старуха внезапно крикнула что-то сердито, блеснули в темноте белые бельма. Шандор зарокотал что-то успокаивающе, старуха, однако, не вняла его словам, она резко отодвинула чашку, жидкость пролилась на пол.
Совершенно машинально Лера отставила вино – если что-то пойдет не так, нужно сохранить свежую голову. Шандор собрал остатки еды и вышел, лицо его было серьезным.
Лера уставилась в окно. Старуха в темноте попыхивала своей трубкой.
Музыка стихла, но казалось, что еще сам воздух звенит и рыдает, подпевая цыганской скрипке. Седовласый цыган хлопнул в ладоши, и наступила тишина.
– Пришел ваш час! – воскликнул старик звонким, молодым голосом. – Исполните то, что завещано нам всем дедами и отцами! Плодитесь, размножайтесь и будьте счастливы! Пусть родится у вас целый табор сыновей, смелых, как жених, и красивых, как невеста! Пусть не гаснут ваши костры!
– «Ой, мато, мато, мато…» – затянул низкий женский голос, и вся свадьба дружно подхватила:
– «Пьян я, пьян я, пьян я буду, трезвого трезвей, и в кустах зальется песней пьяный соловей…»
Дружки жениха подхватили Ласло под руки, подружки невесты повели за ним тоненькую девочку в кружевном подвенечном платье. Их подвели к крыльцу, втолкнули в дом, и вслед за ними вошли две сгорбленные дряхлые старушонки с узелками.
– Бабушка, – удивленно спросила Лера, – зачем это старухи пошли за молодыми?
– Таков наш обычай! – Мать Шандора поджала губы. – Молодые могли согрешить до свадьбы, а это – позор! Поэтому с ними будут два свидетеля – от семьи жениха и от семьи невесты. Они подтвердят, что невеста была девушкой…
– Ну и ну! – Лера только покачала головой.
Снова открылась дверь и вошел Шандор.
– Пойдем, устрою тебя на ночлег, – сказал он, – все равно до утра с Ласло нет возможности поговорить.
Она присмотрелась к нему в полутьме. Теперь он говорил совершенно спокойно. Жизнь научила ее не доверять никому, но в данный момент что оставалось делать? Отказаться и уйти, но куда? У нее в этом городе нет больше близких людей. Да не то что близких – вообще никаких. Нет безопасной крыши над головой. Придется довериться Шандору. Тем более вряд ли он ее отпустит.
Они вышли через кухню, прокрались в тени дома, потом мимо сараев и свежей аккуратно сложенной поленницы, обошли колодец. Шумную свадьбу слышно было и тут, попался им навстречу пьяненький русский мужичонка, разлетелся обниматься к Шандору, тот легонько двинул плечом, и мужичонка отлетел на пять шагов к кусту, еще не потерявшему листвы, да там и остался, мигом заснув.
– Сосед, – усмехнулся Шандор, – полгорода на свадьбе гуляет.
Они подошли к маленькому домику, окна его были закрыты глухими ставнями.
– Это старый дом, – сказал Шандор, отпирая проржавленный замок, – тут с весны никто не живет, сносить будем. Так что никто тебя не потревожит.
В сенях было темно, пахло затхлым, нежилым, запущенным домом.
«Перебьюсь как-нибудь одну ночь, – подумала она, – все равно деться некуда».
Шандор завозился в тесных сенях, задел ее локтем.
– Проходи в горницу-то, сейчас лампу найду! – с досадой, натужно проговорил он.
Лера потянула на себя скрипучую дверь. Комната тонула в полной темноте. И из этой темноты вдруг обрушилось на нее что-то мягкое и тяжелое. Лежа на полу, теряя остатки сознания, она успела услышать встревоженный голос Шандора: